Судя по поведению и по устойчивому внешнему облику, те двое не были проекциями. Они были настоящими людьми, как и я, рассуждал Виктор, наскоро завтракая в своей крохотной кухне чёрствым хлебом и горьким чаем, пока за окном болезненно гудело городское утро. «Сноходец», смаковал он чудесное слово. Так та девушка назвала меня. А ещё самоучкой. Но разве можно освоить осознанное снохождение не иначе, как самостоятельно? Виктор рассчитывал получить ответы на этот и многие другие вопросы.

Каждый день, возвращаясь с учёбы, он погружался в мир снов, блуждал по лабиринтам коридора дверей, пару раз натыкался на непомнящих себя сновидцев и их иллюзии, скрывался от стражей и выискивал следы незнакомцев.

Но мир снов не хранил следов. Всё в нём пребывало в вечном движении. Двери менялись местами, исчезали и возникали новые. Коридоры удлинялись, сужались, отрезались от основного лабиринта случайным падением кометы или по воле стражей. К тому же Виктор давно понял, что основной залог выживания в этом мире – стирать следы. Это сбивает стражей с толку и даёт дополнительное время, пока они тебя не настигнут. А если это знал он – «самоучка», то опытные сноходцы и подавно. Глупо искать их следы. И всё же Виктор пытался.

Коридоры скручивались, извивались, двери становились входами в пустые пещеры, возникали то бетонные коробы, то бескрайние болотистые равнины, парящие в небе; под ногами то расстилались гнилые доски, то шепталась высокая трава, которая в любой миг могла ощетиниться иглами или рассыпаться пеплом. Но никаких признаков жизни, кроме шипения стражей Виктор не находил. Снова и снова лишь пустошь, по которой он бродил часами, пока не выбивался из сил и не утрачивал контроль. Тогда он либо просыпался, либо таял в забвении.

Может, они и оставили бы какой-нибудь след, как в прошлый раз, если бы я оказался недалёко от них, рассуждал Виктор. И если бы они посчитали нужным дать мне второй шанс… И если бы позволили вновь связаться с собой… Слишком много «если». Да и с какой стати им рисковать ради меня?

Виктор вспоминал слова девушки, адресованные человеку с бакенбардами: «Он тебе подойдёт»…

Для чего подойдёт? И с чего она это взяла?

Он не мог перестать думать о девушке с чёрными волосами и ясными синими глазами. Да и не хотел.

По нескольку раз на день, где бы он не находился – на лекции или в трамвае, Виктор закрывал глаза, чтобы снова увидеть её лицо. Но день ото дня прекрасные черты в памяти меркли, и вместе с тем всё росло щемящее чувство потери.

Конечно, за восемнадцать лет жизни Виктору нередко снились другие девушки. Особенно когда накатывало возбуждение. Тогда он ещё не был сноходцем и не контролировал своё пребывание в мире снов. Так что он поддавался собственным фантазиям, а потом просыпался на мокрой простыне, счастливый и стыдливый одновременно. Наивная влюблённость тоже была ему знакома со старших классов.

Виктор пытался сопоставить весь свой небогатый опыт с этим новым, ранее не известным чувством непокоя, которое одолевало его при воспоминаниях о той молодой незнакомке, и не находил сходств. От этого чувства потери не хотелось расслабляться. Напротив, оно заставляло действовать, верить, искать.

Каждую ночь Виктор засыпал в своей маленькой квартире, чтобы проснуться в мире снов. А по утрам тушил холодной водой горящие от усталости глаза, бодрился крепким чаем, ездил в университет, чтобы не сводить посещаемость к нулю, и порой заглядывал в библиотеку.

В один из дней он как обычно перебирал книги на стеллажах в поисках хоть какой-то крупицы знаний о снохождении, как вдруг за спиной услышал робкие голоса студентов. Несколько молодых людей сидели за партой в конце читального зала, перешёптывались и косились на однорукого сокурсника.

Виктор не подал виду, хотя и слышал каждое их слово. Слышал всем своим существом, как слышал бы в мире снов. С тех пор, как он стал сноходцем, чутьё его обострилось, и он даже мог угадывать, кто заговорит следующим и что именно скажет. Эта игра порой забавляла его и напоминала телепатию. Виктор взял очередную книгу, сделал вид, что читает, и прислушался.

– Смотрите, наш философ-прогульщик здесь, – полушёпотом позвала рыжеволосая девушка остальных.

Сидевшая напротив неё студентка с жидкими бесцветными волосами, слишком занятая конспектом, и бровью не повела. Но двое других – полный очкарик и крепыш в олимпийке бросили в спину однорукого любопытные взгляды.

– И как его ещё не отчислили? – высокомерно прогнусавил очкарик. – Приезжает от силы раз в неделю, и то не доживает до третьей лекции.

Рыжая хихикнула, вспоминая, как часто однорукий засыпал на последнем ряду и даже не реагировал на озорников, бросавших в него бумажные самолётики.

– А тебе то что? – спросил у очкарика спортсмен, подкидывая и ловя баскетбольный мяч. – Всё ещё злишься за то, что в прошлом году он тебя на олимпиаде уделал, а?

– Разумеется нет! – раздражённо прошипел тот и, перелистнув страницу учебника, добавил. – Просто не понимаю, почему одних отчисляют на раз-два, а с другими возятся. Это просто несправедливо.

– Смотрите-ка, какой борец за справедливость нашёлся! – спортсмен усмехнулся.

– Да тише ты! – прошипел очкарик.

– Чего тут понимать-то, – шёпотом вмешалась в спор рыжеволосая и наклонилась через стол, ближе к парням. – Он же инвалид! Куда же ему ещё податься?

– В армию, в Афганистан, – ответил очкарик и, поймав вопросительные взгляды остальных, добавил. – А что? Стрелять он, конечно, не сможет, но гранатами обвязаться и под танк…

Очкарик тихо хрюкнул в своей улыбке, однако остальные одарили его презрительным молчанием и холодными взглядами.

– Вы чего?

– Говнюк ты, Плюшкин, – неожиданно желчно объявил спортсмен, затем поднялся из-за парты и, ещё раз зло покосившись на оцепеневшего очкарика, прошагал к выходу.

– И чего это он на меня так? – голосом жертвы спросил очкарик у студенток, едва спортсмен вышел за дверь. – Я же пошутил. Разве не ясно? Я просто хотел сказать, что даже такие, как он…

Виктор затылком ощутил кивок очкарика в свою сторону, от чего невольно напрягся и случайно надорвал уголок страницы.

– … Те, кто физически ограничен и не имеет тяги к знаниям, может приносить пользу государству в той же самой армии. Нет, я не говорю, что нужно отправлять их в Афганистан под танки. Я имею в виду, – очкарик прочистил горло и рассудительным тоном заговорил демонстративно громче. – Даже ограниченные люди могли бы получать в армии полезные навыки, если создать для них надлежащие условия. Они могли бы становиться связистами, или получить другую профессию…

– Чушь городишь, – тихо перебила его девушка, ранее хранившая молчание.

– Да неужели? – заступилась за очкарика рыжеволосая.

– Ещё как «ужели», – студентка оторвалась от конспекта и холодно посмотрела на обоих. – Вы, правда, не в курсе, что произошло или прикидываетесь, чтобы скрыть своё