— Что, если мы пообещаем быть учтивыми с вами до конца дня, если вы съедите все, что у вас в корзинках? — Он широко, с издевкой улыбается. — Разве вы не хотите, чтобы мы стали вашими друзьями?
Тарин опускает глаза. «Нет, — хочу сказать я. — Нам не нужны такие друзья».
Я молчу, не отвечаю, но и голову не опускаю. Смотрю на Кардана, выдержав его взгляд. Мне нечего им сказать, нечем их остановить, и я это знаю. Здесь я бессильна. Но сегодня, похоже, меня не душит злость от собственного бессилия.
Никасия выдергивает заколку из моих волос, и одна косичка падает на шею. Я шлепаю ее по руке, но она быстрее меня.
— Что это? — Никасия показывает всем золотую заколку с тремя филигранными ягодами боярышника на конце. — Ты ее украла? Думала, она тебя украсит? Думала, станешь такой, как мы?
Я кусаю губу. Конечно, мне хочется быть такой, как они.
Они красивы, как клинки, выкованные в некоем божественном пламени. Им дарована вечная жизнь. Волосы Валериана сияют, как полированное золото. Руки и ноги у Никасии длинные и совершенной формы, губы розовые, как кораллы, волосы цвета холодной морской глубины. Лисьеглазый Локк молча стоит за спиной Валериана с лицом, выражающим натасканное безразличие. Подбородок у него заостренный, как и кончики ушей. Самый красивый из них — Кардан с черными, переливчатыми, как вороново крыло, волосами и скулами, заточенными словно нарочно, чтобы резать девичьи сердца. Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать.
— Ты никогда не будешь нашей ровней, — заявляет Никасия.
Конечно, не буду.
— Да перестань. — Локк беззаботно смеется и обнимает Никасию за талию. — Оставь в покое этих несчастных.
— Джуд извиняется, — торопливо говорит Тарин. — Нам обеим очень жаль…
— Пусть покажет, как ей жаль, — лениво тянет Кардан. — Скажи, что ей не место в Летнем турнире.
— Боишься, что выиграю? — спрашиваю я, позабыв об осторожности.
— Турнир не для смертных, — холодно сообщает он. — Выйди или пожалеешь.
Открываю рот, но меня опережает Тарин:
— Я поговорю с ней об этом. Это же всего лишь игра.
Никасия одаряет мою сестру снисходительно-великодушной улыбкой, а Валериан ухмыляется, скользя оценивающим взглядом по ее округлостям.
Наши с Карданом взгляды встречаются, и я понимаю, что свой счет ко мне он не закрыл.
— Почему ты так им дерзила? — спрашивает Тарин, когда веселая компания удаляется, направляясь к уже накрытой площадке. — Огрызаться просто глупо.
«А ты заставь…
Боишься, что выиграю?»
— Знаю, — отвечаю я. — Буду молчать. Просто… разозлилась.
— Ты бы лучше не злилась, а боялась, — советует Тарин и, покачав головой, собирает остатки нашей еды. В животе урчит, но я стараюсь не обращать внимания на голос голода.
Да, знаю, они хотят, чтобы я боялась. Не далее как сегодня, в ходе подготовки к турниру, Валериан сбил меня подножкой, а Кардан успел нашептать на ухо гадостей. Домой иду с синяками от падений и пинков.
Но запугивая меня, они не понимают вот чего: да, мне страшно, но я боялась всегда, с того самого дня, как попала сюда. Меня растит человек, который убил моих родителей и увез нас в страну чудовищ. Я живу со страхом. Я позволила ему поселиться в моих костях и не замечаю его. Если бы я не притворялась, что не боюсь, то забралась бы под покрывало в доме Мадока и не вылезала бы оттуда.
Но я отказываюсь это делать. И не стану.
Никасия ошибается насчет меня. Я не стремлюсь выступить на турнире не хуже других. Я хочу победить. Не желаю быть им ровней. В душе я жажду превзойти их, стать лучшей.
ГЛАВА 5
По пути домой Тарин останавливается собрать ежевики на берегу Озера масок. Я сижу на камне в лунном свете и умышленно не смотрю на воду. Твое лицо в озере не отражается — оно показывает кого-то другого, кто уже смотрелся в него или только посмотрится. В детстве я, бывало, днями сидела на берегу, глядя на появлявшиеся в воде лица фейри и надеясь увидеть однажды мою мать.
— Ты выйдешь из турнира? — спрашивает Тарин, отправляя в рот пригоршню ягод.
Мы постоянно голодны. Мы выше Виви, бедра у нас шире, а груди тяжелее.
Открываю корзинку, беру грязную сливу и вытираю о рубашку. Есть можно. Я и ем, медленно, задумчиво.
— Ты имеешь в виду из-за Кардана и его Двора придурков?
Она хмурится, и на ее лице проступает выражение, которое часто появляется у меня, когда сестра демонстрирует особенную тупость.
— А знаешь, как они называют нас? Двор червей.
Я бросаю косточку в воду и гляжу на разбегающиеся круги — никаких отражений сейчас уже не будет. Губы сами складываются в кривую усмешку.
— Озеро магическое, а ты мусоришь, — укоряет сестра.
— Косточка сгниет. И мы тоже. Они правы. Мы — Двор червей. Мы — смертные. Мы не можем ждать целую вечность, надеясь, что они позволят нам делать то, что мы хотим. Мне наплевать, хотят они или нет, чтобы я участвовала в турнире. Когда-нибудь я стану рыцарем, и тогда они меня не тронут.
— Думаешь, Мадок позволит? — Тарин отпускает куст ежевики, до крови исколов пальцы.
— А ради чего еще он нас обучает?
Мы идем домой и, не сговариваясь, попадаем в ногу.
— Нет, это не для меня. — Она качает головой. — Я намерена влюбиться.
От неожиданности прыскаю со смеху.
— Это ты сейчас решила? Я и не думала, что так бывает. Мне казалось, любовь случается, когда ее не ждешь, и падает как снег на голову.
— Ну а я решила вот так.
Не напомнить ли сестрице ее последнее неудачное решение — повеселиться на пирушке, — думаю я, но сдерживаюсь. Зачем расстраивать? Вместо этого пытаюсь определить, в кого же она вознамерилась влюбиться. Может, в мерроу — с таким расчетом, что он наделит ее даром дышать под водой, преподнесет жемчужную корону и заберет к себе, в подводную постель?
Вообще-то все так изумительно. Может, это я ошибаюсь с выбором.
— Ты очень любишь плавать?
— Что?
— Ничего.
Заподозрив в моем вопросе издевку, Тарин толкает меня локтем в бок.
Поскольку Молочный лес