Она понимала, что о нем нужно молчать. Приключение продлится недолго – едва различимая комма в мелодии. Прекрасный, совершенный, неповторимый кусочек жизни будет вырезан при монтаже и заперт в отдельном ящичке. Она уже сейчас относилась к нему как к воспоминанию; пройдут месяцы, а она по-прежнему будет тискаться с Джейком на переменах, препираться с подругами, придумывать отмазки, опоздав со сдачей домашней работы, слушать по вечерам шоу Марка и Ларда на «Radio One». Она знала это. И решила, что ее это вполне устраивает.
Когда он прикасался к ее бедру или откидывал прядь волос с лица, по нервам словно пускали электрический ток. Одними лишь кончиками пальцев он заставлял ее тело петь так, что мир вокруг переставал существовать. Она трепетала от восторга и ужаса при мысли о том, что он может с ней сделать и о чем попросить. Дойдет ли у них до этого? А если дойдет, то поймет ли она, что делать?
Мимолетный поцелуй на кухне. Когда все остальные были буквально за стеной. Его пальцы касаются ее лица; щетина чуть щекочет подбородок – новое, непривычное ощущение. После этого она не спала всю ночь.
Вот и поворот на Уорлингэм-Роуд. Пора начинать привычный ритуал. Эми бросила рюкзак у крошащейся бетонной стены и, ослабив пояс юбки, опустила талию пониже. Вытряхнула все вещи, откопала дезодорант «Impulse Chic» и вишневый бальзам для губ. Взболтав флакон, выпустила маленькое сладкое облачко и, смущенно оглядевшись, просто вошла в него, как делала ее мама перед походом в клуб.
Она нанесла бальзам на нижнюю губу, потом на верхнюю. На секунду сжала губы, чтобы все равномерно размазалось, и промокнула джемпером для матового эффекта. Нужно быть готовой на случай, если Джейк вдруг все-таки ждет. Но в то же время подготовка не должна бросаться в глаза.
А музыка все лилась из наушников «Уокмена». Pulp заиграли «Do You Remember the First Time?», и она улыбнулась. Пока Джарвис Кокер у нее в голове гримасничал и подмигивал, она сложила все обратно в рюкзак, закинула его на плечо и пошла дальше.
Впереди на дороге показался фургон Боба. Оставалось пройти еще одиннадцать домов. Прищурившись, она различила вдалеке приближавшуюся фигуру.
Фигура держалась очень прямо и двигалась неспешно и уверенно. Это был не Джейк: тот семенил, словно испуганный краб, то и дело переходя с шага на бег и обратно. И – судя по стройной талии – не Боб, который очертаниями походил на круглую картофелину.
Она узнала его, и желудок испуганно подкатил к горлу.
Его кто-нибудь видел?
Боб видел?
Как можно так рисковать, зачем он явился к ее дому?! И вместе с тем она чувствовала опьяняющее возбуждение; адреналин гнал ее вперед, к нему, точно гвоздик к магниту.
Джарвис Кокер продолжал нашептывать ей непристойности. Нужно было остановить его, но она не хотела грубо выдергивать плеер из ушей; закусив губу и не отрывая взгляд от своего секрета, она перенажимала все кнопки, пока наконец не наткнулась на нужную. Музыка смолкла.
Они стояли вплотную друг к другу. Улыбаясь, он медленно протянул руку и вытащил один наушник. Потом другой. Его пальцы скользнули по ее ушам. Она нервно сглотнула, не зная, как себя следует вести.
– Привет, Эми, – сказал он, продолжая улыбаться. Мерцающие зеленые глаза, удивительно темные – словно влажные – ресницы… Он был похож на Траволту, умывающегося между дублями «Лихорадки субботнего вечера». Очень классная фотография, несмотря на то что Траволта всегда казался ей слегка тупоголовым. Снимок напечатали в одном музыкальном журнале, и она приклеила его в альбом для рисования.
– Привет… – еле слышно пролепетала она.
– У меня для тебя сюрприз. Залезай. – Махнув рукой на огненно-рыжий «форд-эскорт», он торжественно распахнул перед ней дверцу, точно шофер.
Эми нервно огляделась по сторонам.
– Может, не стоит? Мой отчим может увидеть.
Слова еще висели в воздухе, когда, услышав, как открывается входная дверь, она молниеносно нырнула за машину и присела на корточки.
В двух шагах от нее ничего не подозревающий Боб с кряхтеньем опустил на тротуар ящик с инструментами. Пыхтя и отдуваясь, нашарил в кармане ключи, открыл машину. Сильные, густо поросшие волосами руки водрузили ящик на пассажирское сиденье и захлопнули дверцу. Боб вразвалочку обошел фургон, забрался внутрь и покатил прочь. Зад поскрипывавшего фургона болтался из стороны в сторону, точно виляющий собачий хвост.
Эми сейчас была готова ко всему, но какая-то ее часть – огромная часть – отчаянно захотела броситься вслед за фургоном, догнать его и запрыгнуть внутрь. Снова оказаться в безопасности, снова быть маленькой девочкой и попросить у Боба разрешения переключить передачу.
Эми встала на ноги и отряхнулась.
– Это был твой отчим?
Она молча кивнула.
– Значит, проблема решена. Залезай. – Он плотоядно улыбнулся.
Вот и все. Возразить больше было нечего. Она села в машину.
Глава вторая
Алекс
7 сентября 2010
В палате царила безнадежная тишина. Под опрятными одеялами пастельных тонов недвижимо сидели девять бессловесных тел.
Алекс Дейл уже приходилось писать о недоношенных детях, чья жизнь с первых секунд после рождения висит на волоске.
И о страдающих дегенеративными заболеваниями. И о тех, кого подключили к аппарату и чью судьбу можно решить простым щелчком тумблера. Она даже описала кончину своей матери. Все душераздирающие подробности, шаг за шагом. Но эти больные с обмякшими лицами – тоже на грани жизни и смерти – были совсем другими.
В отличие от опутанных трубками недоношенных младенцев, знавших лишь материнскую утробу да теплые, полные тревоги и отчаяния руки родителей, пациенты отделения вегетативных состояний Королевской больницы Танбридж-Уэллса изведали другую жизнь.
Не походили они и на больных деменцией, застывших в вечном детстве, лишь изредка омрачаемом пугающими вспышками воспоминаний.
Неподвижные обитатели палаты «Голубая лагуна» были другими. Они не угасали постепенно, а остановились как вкопанные на полном ходу. И они по-прежнему находились где-то здесь.
Одни медленно моргали, чуть поворачивали голову к свету, и выражение их лиц слегка менялось. Других словно выхватили из жизни стоп-кадром – на отдыхе, в разгар торжества, в момент несчастного случая.
– Таких пациентов много лет считали безнадежными. Называли «овощами», – говорила рыжеволосая медсестра – Алекс никогда раньше не видела, чтобы у человека были такие глубокие «гусиные лапки» на лице. – Многие их и сейчас так называют, – добавила медсестра, помолчав, и вздохнула.
Алекс кивнула, скорописью занося их беседу