Ей открывает дверь мужчина лет сорока пяти. Высокий и крепкий шатен с сединой у висков. В лице его есть что-то милое, комичное — и мужчина старается прикрыть это выражение сухостью манер. В его квартире на улице Мендес Альваро стоит запах краски, слышны крики, удары и какая-то толкотня, а фоном звучит Моцарт.

— Добрый вечер.

— Добрый.

— Я Кармела Гарсес. Простите, что так долго…

— Ничего страшного. Проходи.

Закрыв дверь за спиной у гостьи, хозяин кидается в комнату, к плоскому телевизору, где полицейские и штатские бегут по улице какого-то города, производя немалый шум. Мужчина нажимает кнопки «лентяйки» и оставляет моцартовское фортепиано звучать из колонки айпода в одиночестве.

Какое-то время он смотрит в немой телевизор, а потом оборачивается к Кармеле.

— Шоссе M-тридцать было забито под завязку. — Кармела до сих пор красная от спешки и до сих пор оправдывается. — Это была даже не пробка, а огромная парковка…

Она действительно провела два часа в идиотской пробке, тоскливо слушая вой сирен и новости о столкновениях полиции с манифестантами. Но Рейносу, определенно, не интересны ее личные обстоятельства.

— Да, — отвечает хозяин. — Перекрыли весь Пасео-дель-Прадо от площади Нептуно. Яростная манифестация в поддержку лондонской…

— Происходит целая куча всего.

— Да, целая куча.

Художник молча смотрит на нее. На нем перепачканная краской футболка, джинсы и голубые парусиновые туфли. Слегка выпирает брюшко, но руки тренированные, на рельефной мускулатуре проступают вены. Наверное, еще несколько лет назад этот мужчина следил за своим телом, вот только с возрастом привычка пропала. В хозяине дома все дышит силой и безалаберностью. Кармела являет собой полную его противоположность: серый брючный костюм, белый свитер, платочек на шее, туфли без каблуков, минимум макияжа — она кажется куклой, подтверждая прозвище, которое ей дали в школе.

Квартира представляет собой студию художника, подходящего к делу чуть более серьезно, чем любитель. Кармела замечает, что умелая перепланировка соединила гостиную с полукруглым застекленным балконом, так что здесь более чем достаточно света для мольберта и холста. Мебели немного, но к стенам приставлены картины — законченные эскизы.

— Так, значит, ты и есть Кармела… — произносит мужчина после долгого изучения.

Она кивает, все так же стоя на пороге, и ждет, когда хозяин скажет что-нибудь еще для поддержания беседы, но он ничего не говорит. Поэтому Кармела призывает на помощь Моцарта.

— Очень красивая музыка.

— Вторая часть фортепианной сонаты фа мажор Моцарта, номер двенадцать. Она нравилась ему, и мне она нравится из-за него.

— Ему?..

— Карлосу Манделю.

— Ах да.

— Почти все, что нравилось ему, нравится и мне. — Он пристально смотрит на девушку. — Почти все.

— Понятно, — отвечает она, предпочитая не заметить намека.

— Что-нибудь выпьешь?

— Нет, спасибо.

Повинуясь внезапному порыву, хозяин в два прыжка оказывается возле балкона и закрывает дверь. Кармела обращает внимание, что картина на мольберте еще сырая, но от порога ей видны только красные мазки. Возможно, художник писал эту картину прямо перед ее приходом. От густого запаха масляных красок у девушки кружится голова.

— Вы художник.

— А что, заметно? — Кармела робко улыбается в ответ на его колкую реплику, и тон хозяина становится мягче. — Давай-ка проходи и садись. И, мать твою, перестань уже мне выкать. Меня зовут Нико.

Кармела уступает наполовину: проходит, но не садится. Вокруг столько интересного! Картины на стенах и картины у стен. В рамах и без рам. Художнику нравится изображать людей и животных: девочек и ежей, тигров и дам. Стиль близок к примитивизму. В правом нижнем углу проставлена подпись: «НРейноса». А еще в комнате много фотографий, на них — картины и люди. Как будто для Нико зрительные образы — это источник жизни. Мандель запечатлен на нескольких снимках, на одном — вместе с Нико: мужчины улыбаются, указывая на картину — портрет самого Манделя. Хотя снимок не очень большой, Кармеле кажется, что портрет очень верный: художнику удалось отобразить белизну волос, острый взгляд и морщинистую кожу Манделя; фон картины — голубой.

За спиной раздается голос хозяина:

— Может быть, ты видела этот портрет в интернете. В свое время он широко разошелся.

— Что-то знакомое, — врет Кармела.

— Слушай, извини за вопрос, но… какие у вас были отношения?

Это уже похоже на допрос.

— Я стажировалась у него на кафедре. Писала работы под его руководством.

— Ясно. Когда это было? — Нико открывает ноутбук и ставит рядом с телевизором, в котором диктор о чем-то рассказывает над заголовком «Лондон: войска занимают улицы».

— Это было… Два года назад.

— Я спрашиваю, когда вы в последний раз виделись.

— Значит, так… Я его иногда навещала, иногда звонила, пока он… не поступил…

— Пока он не лег в психлечебницу, — договаривает Нико.

— Да.

— Ну и со мной та же штука. Он лег в больницу и провалился сквозь землю. Я никогда не слышал, чтобы он говорил о тебе.

— А при мне он упоминал вас… тебя.

— Вот как? И что говорил?

— Ничего такого… важного. Я слышала… про вас…

Кармела не знает, как продолжать. Это Борха первым рассказал ей, что у Манделя связь с каким-то «педрилой-художником». Потом она прочитала об этом в интернете.

— Надеюсь, ты слышала обо мне только хорошее.

— Да, конечно.

Нико согнулся, подсоединяя компьютер к телевизору; он рычит — или, быть может, он так смеется. Пока длится этот разговор, Кармела ощущает волны потаенной ярости, исходящие от этого мужчины. На кого или на что он так ярится? Пока художник переключает каналы, девушка ищет объяснения в фотографиях на стенах. Один из снимков не имеет ничего общего с отношениями художника и его любовника: молодой Нико запечатлен вместе с дородным мужчиной, оба одеты в полицейскую форму, черты фамильного сходства несомненны. Кармела где-то слышала или читала, что Нико работал в полиции. Вот откуда его пристрастие к допросам? Все смешное и симпатичное, что есть в Нико, на лице его отца выглядит как-то грубо и примитивно.

— В общем-то, нет ничего удивительного, что он обо мне не упоминал, — смущенно добавляет Кармела, силясь заполнить паузу. — Я была всего-навсего студентка…

— Нет.

— Прошу прощения?

Нико разгибается и поворачивается к ней с пультом в руке. У него жесткий взгляд: сейчас на Кармелу смотрит бывший полицейский.

— Ты была больше чем студентка.

— Что… ты имеешь в виду? — Кармела покашливает, не зная, как ей реагировать.