– Да, он мой друг. И нет, он пишет. Точнее писал, рас в месяц, а иногда и чаще. Он окончил учебу и был отправлен на практику в родной город, у него там семье, мама, младшая сестра и отчим. Там же, после практики, остался служить в городской страже. А сейчас не пишет. Он писал раньше о многом и о заговоре, и о перевороте тоже писал. Переживал о нас, особенно из-за пророчества. И вдруг перестал писать, совсем. Я хочу навестить его. Это не далеко, всего десять часов поездом, он в городе Венсия, что на берегах трех рек. Ты не против?
– Я поеду с тобой.
– Мама, я способен постоять за себя, не стоит. Что с тобой? Ты побледнела, а руки похолодели.
– Я еду с тобой. И… позволь прочитать его письма, пожалуйста.
«Мой милый друг…»
С этих слов начиналось каждое письмо Алекса. Сначала письма были полные надежд, ожиданий и веры в свое будущее. Потом письма стали откровеннее и тактичнее в некоторых вопросах одновременно. Все больше боли и печали, горечи и разочарования было в них. Он разочаровывался во всем и всех. Из писем я узнала о его сестре всего шести лет от роду. О его матери. Она была прорицательницей и родила сына не от того, кого следовало, хотя имени отца так и не открыла. Ее дар сковали ограничителями, но они сработали криво. Сначала вместо будущего она видела прошлое, обычно то, что прячут за семью замками. А потом будущее вернулось в видениях, но стало причинять ей физическую боль. Ограничители сняли, но ситуация не изменилась, ее видения были редкими и болезненными, часто расплывчатыми и не точными. Сначала злоупотребление алкоголем, за которым она пряталась словно за ширмой, глуша боль и способность видеть будущее и прошлое. Потом курительные смеси, дальше запрещенные травы и зелья. А теперь совмещение всего этого. Но видения не уходят. Когда он уехал на учебу, его мама сошлась в сожительстве с местным головорезом. Не просто бандитом, а главарем, да еще и контрабандистом известным на все королевство и за его пределами. Но ни разу не пойманным на горячем, а поэтому ни в чем официально не обвиненным до сих пор. У них родилась дочь, почти сразу. Его милая сестричка. И у нее тот же дар, что и у мамы. Отец скрывает от властей дар девочки, да и саму девочку старается не демонстрировать. Он часто пользуется ее даром в своих не законных делах, называет это семейным делом. И каждое его письмо, пропитанное болью и отчаяньем все больше говорило о том, что он подходит к черте, переступив которую, он потеряет себя, свою душу. Он уже намекал на уступки отчиму, от которых не мог отказаться, иначе бы пострадали его мать или сестра. Но при этом, каждое его письмо заканчивалось одинаково.
«Мой милый друг, будь лучше и сильнее меня и того, кто бросил твою матушку с тобой еще в утробе. Ничего обо мне не рассказывай ей, прошу, даже не вспоминай обо мне при ней. Я очень надеюсь, что она справится и подарит мир, если не мне, то тебе и моей сестре. Успехов тебе. И целуй за меня свою матушку, сильную и любящую женщину. Твой друг Александр»
Я не заметила, когда по щекам потекли слезы. Я только чувствовала боль в сердце и тоску. Щемящую, поглощающую и не дающую свободно дышать. Я была в кабинете. Читая забралась с ногами на диван, на нем и разложила письма которые я уже прочитала. Последнее его письмо лежало у меня на коленях. Я отложила к прочитанным письмо и взяла последнее его письмо. Прочитав не могла заставить себя выпустить его из рук.
«Здравствуй Виторг. Это мое последнее письмо. И прошу, не отвечай на него, не стоит. Я не оступился, я принял решение, осознанное и взвешенное, я избрал другой путь и пошел этим путем. Той дорогой, с которой уже не свернуть. Я желаю лучшего будущего тебе и твоей матушке. Искренне желаю найти ей свою любовь и этим спасти не одну жизнь, не одну душу и верю, среди спасенных будет и моя сестра.
Я лицемер и трус. Я не могу быть тебе другом, не заслуживаю. Я устал бороться и сдался. Для меня уже все решено. Но я не желаю тебе зла. И хоть и не имею права быть тебе другом, прошу, забудь обо мне, вычеркни меня из жизни, из памяти. Иначе ты перечеркнешь свое будущее, а поверь, оно у тебя будет блестящим. В последний раз пишу и прошу, поцелуй за меня свою матушку и береги ее.
Думаю, ты давно догадался, мои чувства к ней далеки от дружеских или сыновьих. Я не прошу за это прощения, это самое ценное, что было в моем сердце, и что я еще сохранил в нем – любовь. Все остальное я уже предал безвозвратно. И пусть – это очередное предательство нашей дружбы, станет еще одним поводом тебе отвернуться и забыть меня.
Прощай.»
Я срывалась на истерику, глотала всхлипы. Слезы закончились давно. Я сидела на диване раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая его письмо, последнее, прощальное письмо, с такими важными для меня словами. Такими нужными мне словами. Теми, что нашли отзыв в моем сердце. В кабинет тихо вошел сын. Накинул мне на плечи плед, отодвинул письма и сев рядом, крепко прижал к себе.
– Я знал. Он влюбился в тебя с первого взгляда. Мы уже общались, но еще тогда не были друзьями. Ты пришла на полигон, уверенная в себе. Целеустремленная и злая. Ты не видела никого вокруг, ни студентов, ни нашей практики, даже меня не заметила, собственного сына. Ты шла целенаправленно к милорду Андрусу. А подойдя стала выговаривать и отчитывать его словно провинившегося мальчишку, как будто на его месте был я или кто-то из твоих учеников. Тогда ты защищала одного из своих выпускников. Знаешь, декана боятся все в академии, студенты, их родители, другие преподаватели и даже ректор с ним предельно вежлив и в разговоре осторожен и выверен. А тут ты, без страха и сомнений. И знаешь, декан краснел и соглашался с тобой. Он даже вжался в плечах, когда ты злилась и тыкала пальцем ему в грудь ругаясь. Все долго неверяще смотрели тебе в след. Наверное, поэтому ты споткнулась и сломала каблук. Он первый отмер и рванул к тебе, я отстал на долю секунды, на один, может два шага. Но мы остановились не добежав до