Офис был на восьмом, так что обычно Женя поднималась на лифте. На лестницу она сейчас выскочила неожиданно для себя, но не возвращаться же. Вскарабкалась, притомилась, запыхалась и долго не могла найти пропуск, который только что держала в руке. Нашелся пропуск в заднем кармане, куда Женя сроду ничего не клала.

С самого утра все шло не так, глупо и нежданно.

Женя блинкнула, открыла дверь и ввалилась в офис – в милую рутину, по которой, оказывается, можно соскучиться.

В офисе было прохладно, тихо и покойно. Основной народ еще не подтянулся, на местах только офис-менеджер Оля и начальник техотдела Никитин. Он, похоже, с работы не уходил вообще никогда. Может, чтобы такой вес лишний раз не таскать с места на место, а может, просто боялся, что обратно не пустят, отправят на пенсию. Шестьдесят пять плюс не шутки, тем более такой плюс, который в двух ладошках не удержишь. Вероятно, тем же объяснялась обходительность Никитина, временами просто пугающая. Во всяком случае, Женю, к которой Никитин относился как к новообретенной племяннице.

И сейчас он пылко отсалютовал Жене из дальнего угла, с трудом, кажется, сдержавшись, чтобы не кинуться навстречу. Женя осторожно отсалютовала в ответ, выложила веганский сэндвич на стол Оли и ненадолго замерла, ожидая, что та скажет «Брысь» или просто поведет плечом с таким выразительным недовольством, что придется отползать немедля.

Оля плечом не повела и даже не подняла головы от экрана.

Зато заговорила. Уже успех.

– Блин, как они задолбали своими капчами.

– И тебе привет. Оль, не спорь с ботами, бесполезно. Даже если выиграешь, они не поймут и задолбают до смерти.

Оля недовольно покосилась на Женю, заставив ту грустно подумать о красоте и ее недосягаемости, но – еще успех! – пояснила:

– Они всё, вообще всё перевели в онлайн: электронный дневник, домашку, списки чтения на лето. И каждый раз надо капчу вводить или, блин, головоломки угадывать. «Нажмите на фрагменты с деревьями». Я им детсадовка, что ли?

Женя удачно поперхнулась едва не выскочившей шуткой про вечную молодость и про то, что где деревья, там и сад, пусть даже детский. Успела сообразить, что на этом общение с Олей, скорее всего, завершится навсегда. Женя всмотрелась в экран и уважительно сказала:

– Как ты это разбираешь только.

Оля отвлеклась от набивания букв под неразборчивыми разводами и осведомилась, с подозрением глядя на Женю:

– Издеваешься?

Почему это, хотела сказать Женя, но тут сообразила, что за вопрос на самом деле мучает ее уже несколько секунд, и спросила:

– Слушай, а зачем тебе дневник? Аля уже в школу пойти успела?

– Какая Аля? – уточнила Оля, рыская курсором по открывшимся наконец спискам.

– Дочка же твоя, – терпеливо пояснила Женя. – Малютка ведь совсем, ей…

И замолкла под презрительным сверлящим взглядом: Оля теперь развернулась к ней всем богатым телом, откинулась на спинку кресла, колыхнув самыми богатыми фрагментами, какие у Жени если и будут, то возмутительно не там и не так, и пару долгих секунд смотрела в упор. Женя нерешительно улыбнулась.

Оля отчеканила:

– Вот где вас делают таких, а? У меня сын. Гошка. Ему девять, так что третий уже заканчивает. Иди уже, Евгения Родионовна, куда шла, пока…

Она резко замолчала, рывком повернулась к столу и вперилась в экран так, чтобы не видеть Женю и не слышать. Никогда, похоже.

Женя растерянно перебрала в голове несколько реплик: «Шутишь, что ли», «Прости, ерунду брякнула», «Я помню, конечно, что Гошка, просто…» – но так и не сообразила, что «просто», и так и не смогла ухватить сидящий на периферии сознания, но ускользающий, едва пробуешь на нем сосредоточиться, образ щекастой девочки в ярко-желтом платье. Если она не дочка Оли, то чья? И почему Женя ее помнит? И главное – зачем?

Женя потопталась, вздохнула, отошла к холодильнику, выгрузила остальные сэндвичи, супчики, фалафель и отдельно котлеты для Никитина, отлепила от кожи влажный ворот и область подмышек, незаметно обнюхавшись, и осмотрела офис. Пол был чистым везде, даже возле стола известного неряхи Кости. Правильно, Женя вчера протирала после того, как все ушли, а сегодня насорить еще не успели. Ну пусть успеют. А Женя пока займется основной работой, отложив дополнительные на потом.

Основная работа уже ждала на столе. И была она гораздо толще обычного.

Женя плюхнулась в кресло, оживила компьютер и уныло полистала сброшюрованные страницы, цепляясь взором за странноватые фигуры и цветные элементы, украсившие вдруг печатные листы, которым полагалось быть подвыцветшими из белоснежных. Радужное веселье не спасало и не уменьшало объемов задания.

Жене предстояло перевести в международный формат годовой отчет фирмы за девяносто девятый год. Насколько поняла Женя, в том году фирма выделилась из большой компании, которая немногим раньше сменила форму собственности. Разгонять эти данные по строкам и сводить по разделам, перепроверяя каждую сумму, каждую дату, каждый актив и каждую из привязок к трем уставам, предстояло дня полтора. Это если не обедать, не спать, не сходить с места и не разгибаться.

Кофе хоть возьму, подумала Женя, тормозя взглядом на всаженном наискось таблицы прямоугольнике насыщенно-синего цвета, даже с отливом, какой сияет на вымытой кабине летящего грузовика, когда отскочить и увернуться невозможно, можно только всмотреться, чтобы увидеть что-то скрытое в слое краски, в плоскости металла, в коробке кабины, в чужом разуме, сведенном к бездумному усилию, направленному на утопившую педаль газа ступню, увидеть то, в чем растворишься с бесконечным бесчувственным-м ударом-м-м.

Женя вздрогнула и очнулась.

Она сидела за своим столом с прямой спиной и непоникшей головой – судя по ноющим мышцам шеи и плеч, заснула столбиком, а проснулась от того, что башка наконец запрокинулась. Хорошо, не сыграла лбом в стол. И будем надеяться, что не всхрапнула.

Женя несколько раз попыталась сглотнуть пересохшим ртом и, не шевелясь, поводила глазами, чтобы понять, не заметил ли кто ее отключения.

Вроде пронесло: офис был полон, но все занимались своими делами и в сторону Жени не смотрели. Только Никитин словно бы косился из своего угла – а нет, показалось. Ладно хоть так. Позору было бы, кабы заметили. И вспоминали бы постоянно, как тогда… Когда… Когда, блин? Что я вспоминала? Почему я ничего не могу вспомнить? Что со мной такое, а, подумала Женя беспомощно, пошевелила ногами, убеждаясь, что от неудобного сна они слегка затекли, но не отнялись, раздраженно оттолкнула папку, которую теперь явно предстояло потрошить и вылизывать до утра, начала вставать, чтобы принести наконец себе кофе, а лучше три или сразу термос, который, будем надеяться, спасет от приступа неурочной спячки, – и замерла в неудобной позе.

Женя секунду повисела над креслом, явно очень