— Ты знаешь, что такое представительская проекция, Фассин?

Фассин посмотрел на видимый ему через прозрачную панель в крыше сегмент газового гиганта. На одной стороне уже появлялся ночной терминатор — темнота наползала своим краем на дальние тучи. Фассин снова перевел взгляд на Словиуса.

— Я, кажется, слышал этот термин, но в точности за его смысл не поручусь.

— Представительская проекция — это когда они световым лучом посылают настроенный ряд запросов и ответов к физически удаленной точке, имитируя таким образом своего представителя.

— Вы сказали «они»?

— Инженеры, Администратура. Возможно, Омнократия.

Фассин поднял брови:

— Правда?

— Правда. Если верить тому, что нам говорят, объект этот представляет собой нечто вроде библиотеки, передаваемой сигнальным лазером. Если надлежащим образом поместить его в соответствующую систему достаточной мощности и сложности, это… эта сущность… хотя на самом деле это всего лишь многоканальный набор утверждений, вопросов и ответов плюс ряд правил, регулирующих порядок их озвучивания, так что возникает эффект осмысленного разговора. Это близко к искусственному разуму послевоенного периода. Настолько, насколько это разрешено.

— Это нечто особенное.

Словиус чуть покачивался в своем бассейне.

— Разумеется, они необыкновенно редки, — согласился он. — Одна из них направлена сюда.

Фассин несколько раз моргнул.

— Сюда?

— В клан Бантрабал. В этот дом. К нам.

— К нам?

— От Администратуры.

— Администратуры? — Фассин захлопнул рот, чтобы не показаться идиотом.

— Через техкорабль «Эст-тоон Жиффир».

— Ух ты, — сказал Фассин. — Нам… оказана честь.

— Не нам, Фассин. Тебе. Проекция направляется для беседы с тобой.

Фассин едва заметно улыбнулся.

— Со мной? Понимаю. И когда?..

— В настоящее время идет передача. Проекция будет готова к ночи. Тебе нужно освободить для нее время. У тебя есть какие-то планы?

— Планы?.. Ужин с Джааль. Я уверен…

— Пусть это будет ранний ужин. И не опаздывай.

— Да, конечно, — сказал Фассин. — Вы не знаете, чем я заслужил такую честь?

Словиус немного помолчал, потом ответил:

— Понятия не имею.

Гвайм повесил на крючок трубку внутренней связи, покинул свое место у агатовой стены, встал на колено рядом со Словиусом и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул и посмотрел на Фассина.

— С тобой, племянничек, желает поговорить мажордом Верпич.

— Верпич? — повторил Фассин, глотая слюну. Семейный мажордом, самый главный слуга клана Бантрабал, обычно пребывал в спячке, пока весь клан не перемещался в зимнее жилье, что должно было произойти через восемьдесят дней. Еще ни разу этот порядок не нарушался.

— Я думал, он спит, — сказал Фассин.

— Его разбудили.

Корабль был мертв уже несколько тысячелетий. Никто, похоже, не знал, сколько именно, хотя, по самым правдоподобным оценкам, речь могла идти о шести или семи. Это был один из множества кораблей-неудачников, в составе какого-то из огромных флотов участвовавший в Войне новых быстрых (а может, в чуть более поздней Войне машин, или в последующих Разрозненных войнах, или же в одном из быстротечных, ожесточенных, сумбурных сражений, нередко происходивших в Рассеянии), еще одна забытая и никому теперь не нужная пешка в великой игре галактических держав, в соревновании цивилизаций, в изощренных ходах панвидов, во всеобщей метаполитике галактического масштаба.

Корпус корабля лежал необнаруженным на поверхности Глантина не менее тысячи лет, потому что, хотя по человеческим стандартам Глантин и был малой планетой (чуть меньше Марса), по тем же меркам он был малонаселен — менее миллиарда обитателей, большая часть которых сосредоточилась в тропиках, а район, куда упал корабль (Северная пустыня), посещался редко и особых достопримечательностей не имел. Местной системе наблюдения потребовалось немало времени, чтобы хоть отчасти вернуться к тому состоянию, в каком она пребывала до начала военных действий, а это также способствовало тому, что корабль долго оставался необнаруженным. И наконец, несмотря на солидные размеры корабля, его системы автокамуфляжа частично уцелели после крушения, гибели всех смертных на борту и удара о поверхность планеты-луны, все это время маскируя корабль под еще одну складку пустой породы, извергнутой из глубокого кратера, созданного падением гораздо меньшего, но куда более скоростного аппарата, который от удара испарился десятью километрами дальше, в самом начале конфликта между новыми быстрыми.

Останки корабля были обнаружены только потому, что кто-то на флаере врезался в один из его огромных искривленных стабилизаторов (на тот момент идеально голографо-закамуфлированных под призывно сверкающе чистое небо) и погиб. Только после этого останки корабля исследовали: те немногие из его систем, что еще находились в рабочем состоянии (но небыли запрещены новым режимом, а значит, практически никакие), были сняты, после чего корабль (подъем его корпуса с основными надстройками был бы запредельно дорогим предприятием, разрезание на куски и утилизация — делом тоже недешевым и, возможно, опасным, а полное уничтожение потребовало бы многих гигатонн взрывчатки, против чего население малой планеты-луны в мирное время категорически возражало, даже если речь шла о местах ненаселенных) на всякий случай и на неопределенное время обнесли воздушными предупредительными бакенами.

— Нет, может, это и неплохо, может, позитивно, — сказал им Салуус Кегар и развернул свой маленький флаер над пустыней по направлению к пересеченной местности, где на фоне медленно темнеющего пурпурного неба виднелись траченные временем стабилизаторы упавшего корабля, похожие на складки теней; за его обломками вдруг замерцал огромный сине-зеленый световой занавес — покрыл рябью и волнами все небо, а потом медленно исчез.

— От тебя никто ничего другого и не ждал, — сказала Тайнс, играя кнопками на пульте управления переговорным устройством.

В громкоговорителях трещали и шипели атмосферные помехи.

— Может, не стоит лететь так низко? — спросила Айлен, упиравшаяся головой в фонарь кабины, и посмотрела вниз, потом кинула взгляд на молодого человека, делившего с ней заднее сиденье флаера. — Серьезно, Фасс, может, не стоит?

Но Фассин уже говорил:

— Сал никак не смирится с мыслью о том, что его неумолимый позитивизм может порождать у других негативные эмоции. Извини, Лен. Что ты говорила?

— Я говорила…

— Да, — пробормотала Тайнс, — подними-ка эту чертову землеройку повыше.

— Я только хочу сказать… — продолжал Салуус, взмахнув рукой и опустив флаер еще ниже, еще ближе к черной земле, мелькавшей внизу.

Тайнс цокнула языком и потянулась, чтобы нажать кнопку монитора, после чего раздался отрывистый звук; флаер поднялся на несколько метров и стал ровнее держаться над поверхностью. Сал сверкнул на нее взглядом, но противоаварийного устройства не выключил.

— Я только хочу сказать, — продолжил он, — что мы пока еще в порядке, нас не разорвало, а теперь есть возможность исследовать кое-что, к чему в обычных обстоятельствах нас бы не подпустили. В нужное время, в нужном месте — идеальная возможность. Разве это не позитивно?

— Только при этом ты предлагаешь нам, — произнес Фассин, растягивая слова и подняв глаза к небу, — не обращать внимания на тот злосчастный факт, что некоторые слишком уж исполненные энтузиазма и глубоко неверно понятые запредельцы, судя по всему, пытаются превратить нас всех в радиоактивную пыль?

Казалось, его никто не услышал. Фассин демонстративно зевнул во весь рот (этого тоже никто не заметил) и откинулся к кожаной спинке, вытянув левую руку и положив