3 страница
время вспоминаю, что, когда мы в последний раз были вместе, мы поссорились…

— Из-за чего?

Костелло невесело рассмеялся.

— Честно говоря, я уже не помню… Из-за какой-то мелочи, должно быть.

— Это произошло в тот день, когда она пропала?

— Да, вскоре после обеда. Мы поругались, и я ушел…

— Значит, вы часто ссорились? — Ребус постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно небрежнее.

Костелло стоял неподвижно, глядя в пространство и медленно качая головой. Ребус отвернулся и, взяв два пакетика «Дарджилинга», бросил в чашки. Начал ли Костелло колоться? Слышит ли Шивон их разговор?… Как членам следственной группы, работавшей над делом Филиппы, сегодня им выпало сторожить Костелло, но Ребус и Шивон привезли его сюда не только для того, чтобы спрятать от пронырливых журналистов. Конечно, парень был бы палочкой-выручалочкой, если бы возникла необходимость расшифровать то или иное имя в электронной корреспонденции Филиппы, однако Ребус хотел, чтобы Костелло снова оказался здесь еще по одной причине. Квартира Флип могла быть местом преступления. Дэвид Костелло мог что-то скрывать. По поводу этого последнего предположения существовали, впрочем, различные мнения. В Сент-Леонарде ставки принимались один к одному, в Торфихене — два к одному, а в Гэйфилде Костелло и вовсе ходил в фаворитах.

— Твои родители сказали, что ты можешь жить с ними в отеле, — сказал Ребус, снова поворачиваясь, чтобы взглянуть на молодого человека. — Они сняли два номера; один из них, вероятно, для тебя…

Но Костелло не клюнул. Он смотрел на детектива еще несколько секунд, потом заглянул в комнату для занятий.

— Ну как, вы нашли то, что искали? — спросил он.

— Это может занять довольно много времени, Дэвид, — мягко ответила Шивон. — В таких делах лучше не спешить.

— Все равно ничего полезного там нет, — сказал молодой человек. Не дождавшись ответа, он чуть выпрямился и наклонил голову набок. — Вы, вероятно, специалист по компьютерам?…

— Я делаю то, что должно быть сделано. — Голос Шивон прозвучал так тихо, словно она не хотела, чтобы ее слышали за пределами комнаты.

Казалось, Костелло хотел сказать что-то еще, но передумал. Некоторое время он молча переминался с ноги на ногу, потом повернулся и побрел обратно в гостиную. Ребус взял чашку с чаем и поставил на стол рядом с Шивон.

— Обслуживание — высший класс! — заметила она, разглядывая плавающий в чашке пакетик с заваркой.

— Я не знал, насколько крепкий ты любишь, — объяснил Ребус. — Ну, как твое мнение?

Шивон немного подумала.

— Мне кажется, мальчонка говорит искренне.

— А мне кажется — ты запала на его смазливую мордашку.

Шивон фыркнула, выудила из чашки размокший пакет и бросила в корзину для мусора.

— Может быть, — сказала она. — Ну а ты как думаешь?

— На завтра назначена пресс-конференция, — напомнил Ребус. — Как по-твоему, сумеем мы убедить нашего мистера Костелло сделать публичное заявление?

В вечернюю смену Костелло сторожили двое детективов с Гэйфилд-сквер. Когда они приехали, Ребус отправился прямо домой. Обычно он предпочитал душ, но сегодня решил принять ванну — почему-то ему вдруг захотелось как следует отмокнуть. Он выдавил немного жидкого мыла прямо в струю горячей воды, припомнив, как делали это его родители в далеком детстве. Чертовски приятно, извалявшись в грязи во время футбольного матча, прийти домой и погрузиться в горячую ванну, благоухающую жидким мылом. Дело, конечно, было не в том, что семья не могла позволить себе специальную пену. «Любая пена для ванны — это то же жидкое мыло по завышенной цене», — говаривала его мать.

В ванной Филиппы Бальфур стояло не меньше десятка флаконов с разнообразными бальзамами, расслабляющими гелями, лосьонами и ароматическими маслами. Ребус произвел инвентаризацию собственных запасов: бритвенный станок, крем для бритья, тюбик зубной пасты, одна зубная щетка и кусок мыла. В аптечке за зеркалом обнаружилась упаковка пластырей, флакончик парацетамола и пачка презервативов. Ребус заглянул внутрь — в коробочке остался только один презерватив, к тому же срок его годности истек еще прошлым летом.

Закрыв дверцу аптечки, Ребус оказался лицом к лицу с собственным отражением. Серая кожа, седые пряди в волосах. Двойной подбородок не желал исчезать, как он ни выпячивал челюсть. Ребус попытался улыбнуться и увидел зубы, которые давно требовали лечения. Последние два осмотра он проигнорировал; дантист даже грозился вычеркнуть Ребуса из своего списка.

— Дождись своей очереди, приятель, — пробормотал Ребус и, отвернувшись от зеркала, начал раздеваться.

Торжественные проводы на пенсию старшего суперинтенданта Уотсона, известного среди подчиненных как Фермер Уотсон, начались в шесть часов. Строго говоря, его провожали уже трижды или четырежды, однако на сей раз все было окончательно. Полицейский клуб на Лит-уок был украшен флажками, воздушными шарами и огромным плакатом с надписью «На свободу с чистой совестью!». Кто-то рассыпал по танцплощадке солому и поставил на нее надувную хрюшку и надувную овцу, создав таким образом имитацию фермерского дворика.

Когда Ребус приехал в клуб, у стойки бара происходило самое настоящее столпотворение, благо высокое начальство уже отбыло. В дверях Ребус столкнулся с тремя важными персонами из Большого Дома и машинально посмотрел на часы: шесть сорок. Они уделили уходящему на пенсию старшему суперинтенданту целых сорок минут своего бесценного времени.

Официальная часть проводов прошла днем в Сент-Леонарде. Ребус на ней не присутствовал, так как в это время они с Шивон возились с Костелло, однако речь, которую произнес заместитель начальника полиции Колин Карсвелл, ему передали. Несколько слов сказали и бывшие коллеги Уотсона, работавшие с ним в других местах. Многие сами давно были на пенсии и специально приехали в участок, чтобы должным образом почтить заслуженного ветерана. Разумеется, все они задержались, чтобы дождаться неофициальной части. Теперь у большинства из них был такой вид, словно они пили не останавливаясь с тех самых пор, как закончилось торжественное собрание в Сент-Леонарде — галстуки на боку или вовсе сняты, глаза мутные, лица красные и лоснятся от пьяной испарины. Один из гостей громко пел, едва не заглушая музыку, доносившуюся из установленных под потолком колонок.

— Что будешь пить, Джон? — спросил Фермер Уотсон, который, заметив у стойки Ребуса, оставил свой столик и подошел к нему.

— Пожалуй, маленькую порцию виски было бы в самый раз, сэр.

— Полбутылки виски сюда, когда освободишься! — рявкнул Уотсон бармену, едва успевавшему разливать пиво, и прищурился, с трудом сфокусировав взгляд на Ребусе. — Видел этих кретинов из Большого Дома? — спросил он.

— Столкнулся с ними при входе.

— Эти сволочи полчаса распивали тут один апельсиновый сок, потом быстренько пожали мне руку и свалили домой. — Уотсон старательно выговаривал каждое слово, но, как часто бывает в подобных случаях, результат получился обратный — его язык отчаянно заплетался. — Никогда раньше не понимал выражения «говно в шоколаде», но теперь понял — это про них.

Ребус улыбнулся и попросил бармена подать порцию «Ардбега»[2].

— Двойную, черт побери! — добавил Уотсон.

— Вы сегодня уже пили, сэр? — осторожно осведомился Ребус.

Уотсон надул щеки.

— Конечно.