Едва он открыл рот, чтобы сообщить о цели визита, как почувствовал, что его шеи коснулось что-то холодное. Илья Алексеевич замер. «Неужели это она?» — с досадой подумал он, представив, как сейчас острое лезвие разрежет ему горло.
— На сладенькое потянуло? — резанул голос темного серебра у самого уха.
Ардов почувствовал, как белый пластрон[15] на груди стал напитываться горячей кровью из разрезанной шеи.
— Я из полиции, — стараясь не терять самообладания, успел просипеть он.
Рука с лезвием отстранилась.
— Простите, — опять дрогнул темным блеском голос. — Я думала, вы очередной липовый антрепренер. Тут ходят, знаете…
Помолчав мгновение, Глебова вышла из-за его спины. Илья Алексеевич посмотрел себе на грудь — крови не было. Потер шею — цела, слава богу. Очевидно, это голос. Он был острый, поблескивал в темноте металлическим отсветом — такие иногда встречались Ардову, о них можно было порезаться.
— Меня интересует Крючин. Вы ведь знакомы?
— Я к его темным делишкам отношения не имею, — сухо ответила натурщица и прошла за ширму, чтобы продолжить облачение — она была полураздета.
Отброшенное на столик оружие оказалось бутафорским кинжалом довольно неуклюжей работы.
— Его убили, — сказал Илья Алексеевич.
Девушка вышла из-за ширмы и непонимающе захлопала глазами.
— Как убили? Кто?
— Вот и я хотел бы это узнать, — Ардов протянул Глебовой платье, лежавшее на фанерной полуколонне. — Рассчитываю на вашу помощь.
Из глаз Глебовой покатились слезы. Зайдя за ширму, она принялась нескладно втискиваться в одежду.
— Сколько раз… — забормотала она, — сколько раз…
Илья Алексеевич уронил себе на ладонь несколько белых крупинок из миниатюрной колбочки, которая имелась у него на кожаной наручи под левой манжетой, и отправил в рот.
— Когда вы видели Крючина?
Хоть это было и невежливо, но чиновник сыскного отделения решил не дожидаться завершения туалета, полагая, что именно сейчас, в растрепанных чувствах, свидетельница будет максимально откровенной.
— Последний раз — в четверг, — всхлипнула девушка.
— О чем говорили?
— Да так… Костя сказал, что они с этим своим сумасшедшим профессором начинают какой-то грандиозный эксперимент.
— Сумасшедшим?
— А разве нет? — голос Глебовой опять заискрился. — Угораздило же его подпасть под влияние этого индюка. Вы его видели?
Глебова на мгновение выглянула из-за ширмы. Ардов успел кивнуть.
— Крючин потрясающе талантлив! Но месяц назад он бросил университет и поступил в услужение этому капризному старику. В рабство! Полное и безоговорочное! Сколько раз я его просила… умоляла… Нет! Пропадает там сутки напролет, собственной жизни для него не существует.
Наконец натурщица появилась из-за ширмы — растрепанная, с мокрыми глазами.
— Не существовало… — поправилась она.
— Каким вы нашли Крючина на той встрече?
Глебова села за миниатюрный столик, установила зеркальце и принялась приводить в порядок копну рыжих волос. К ней постепенно возвращалось самообладание.
— Пожалуй, он был обеспокоен… Точнее, возбужден — не мог говорить ни о чем другом, кроме этого своего эксперимента, все восхвалял учителя… Говорил, что они изменят мир…
— Прошло уже четыре дня, — отметил Ардов. — Вас не удивило отсутствие вестей от него?
Глебова бросила на сыщика полный недовольства взгляд, но удержалась от колкости.
— Во-первых, он предупредил, что во время опыта будет неотлучно торчать в лаборатории — а опыт должен был продлиться несколько дней.
— А во-вторых? — спросил Ардов, когда счел, что пауза затянулась.
— А во-вторых… мы поссорились, — призналась Глебова упавшим голосом.
Помолчав, она обвела глазами каморку:
— Крючину не нравилась моя работа, он требовал, чтобы я ее бросила.
— А вы?
— А что я? — она вспыхнула. — Я сирота! На какие средства прикажете существовать?
Было видно, что эта тема уже давно стала для девушки предметом раздражения, с которым она не сумела справиться и на этот раз. Отвернувшись, Глебова принялась нервными движениями заталкивать в сумочку дамские мелочи, валявшиеся на столике.
— У вас нет родных? — спросил Ардов дрогнувшим голосом.
Несколько лет назад он сам потерял отца при весьма трагических обстоятельствах и потому испытывал особую приязнь к людям, пережившим потерю близких.
— Дядя еще жив, — уточнила Глебова, — но он сошел с ума. Когда-то он был ученым, путешествовал по Индии… Искал секреты вечной жизни. Однажды ему дали там отведать какое-то зелье, и…
— И что же случилось?
— Он считает, что ему открылись тайны мира. Возможно, это и так, но… расплата оказалась жестокой. Дядя лишился рассудка.
— Где он сейчас?
— В лечебнице для душевнобольных святого Николая Чудотворца.
— А у Крючина остались родные?
— Он тоже сирота. Говорю же вам, денег не хватало на самое необходимое! Собственно, поэтому он и связался с этими негодяями.
— О ком вы?
После секундного замешательства Глебова развернулась, приблизилась к Ардову и горячо зашептала:
— Они хотели получить от него краску! Он же химик. Краску для изготовления ненастоящих денег.
— Фальшивых?
— Да! Он говорил мне, что для банкнот необходим совершенно особенный состав и он знает, как его получить. Я умоляла его порвать с этими негодяями, и он обещал…
Глебова на мгновение замерла, словно постигла какую-то тайну.
— О господи! — воскликнула она и приложила ладони к губам. — Да ведь это же из-за нее! Из-за этой краски! Он отказался — и его убили! Чтобы он не рассказал о них полиции!
Губы девушки задрожали, она плюхнулась на стул и опять зарыдала, закрыв лицо руками.
— Получается, это из-за меня? Из-за меня его убили! Ведь он хотел, чтобы я не нуждалась в деньгах… Он пошел на преступление из-за меня! Но совесть удержала его в последний момент. И вот — расплата… Боже мой, какой ужас…
Ардов выждал паузу.
— Скажите, а вы видели кого-то из тех негодяев?
— Фальшивомонетчиков? Никого…
Спохватившись, Глебова вскочила:
— Нет, одного мельком видела, — проговорила она с готовностью, вытирая платком глаза. — Худой, лысый, моего примерно роста. Подбородок чуть снесен в сторону, а вот здесь шрам… — Глебова ткнула себе под нижнюю губу, указывая местоположение шрама, — такой… в виде треугольника.
Глава 11
Первая версия
Каморку Крючина в Щепяном переулке по требованию чинов полиции отомкнула хозяйка, проживавшая тут же, на кухне. Сдачей неказистых комнат вдова надворного советника выгадывала себе лишнюю копейку на жизнь. Ничего полезного о постояльце она сообщить не сумела: уходил рано, возвращался поздно, девушек не водил. Даже кипяток не всякое утро спрашивал. Человеком был сдержанным, малообщительным. Однажды надавал тумаков младшему дворнику Гринякину за то, что тот в пьяном виде сбросил с лестницы кошку на голову постоялице из комнаты во втором этаже. Перепуганное животное сильно оцарапало лицо девушке, даже доктора приглашали.
Таких историй у хозяйки оказалось с избытком, и она с готовностью принялась живописать угрюмый быт дома. Не сразу, но все же ее удалось выпроводить.
Вещей в каморке оказался минимум: топчан, покрытый одеялом, пустой одежный шкаф, грубо сколоченный стол с табуреткой да этажерка с книгами. Керосинка почти пуста.
— Как видно, наш Крючин был совершеннейшим аскетом, — пробормотал Илья Алексеевич.
— Не понимаю: он успел приступить