— Не вижу, — неприятный голос Терентьева обрезал плавную нить оправданий словно ножницами. Инспектор сделал шаг вперёд и теперь возвышался над толстяком, сверля его тяжелым взглядом.
— Вы не поняли. Меня не интересуют оправдания, — веско, отчетливо выделяя каждое слово, произнес Терентьев. – Меня интересует персональная ответственность. Кто лично виноват в том, что опорный пункт номер восемь парализован? Вас подвели снабженцы? У вас некомплект личного состава? Узел подвергнут бомбардировке?
Под неотрывным взглядом непроницаемо темных глаз начальник ещё с полминуты пытался объяснить инспектору, как все так получилось. И с ужасом понимал, что с каждым словом скатывается к бессмысленному и жалобному блеянию.
— Достаточно, — оборвал его Терентьев. – Что вы искали среди бумаг в такой спешке и таком беспорядке?
Секунд десять он ожидал ответа, молчаливый и неподвижный, как изваяние безжалостного божества. А затем просто развернулся и вышел, сделав знак бойцам, ожидавшим у входа. Толстяк попытался вскочить, зацепился увесистым пузом о край стола. Слова застряли в горле, начальник бешено жестикулировал, уже понимая краешком сгорающего в панике сознания, что его судьба была только что измерена и взвешена страшным человеком в черном кожаном плаще.
Дождь усиливался, потоки воды бессильно колотили по крыше, стучали в стены и окна. Рокоту разбушевавшейся стихии вторили нечленораздельные вопли – кого‑то вытащили во двор, под аккомпанемент мольбы о пощаде, обещаний все исправить и чего‑то ещё. Понять, чего именно, помешал сухой, резкий звук выстрела.
Терентьев сложил руки на столе. Перед ним сидели пять мужчин, все, за исключением одного — в возрасте, с сединами – руководители направлений транспортного узла. Их вид, сурово–сосредоточенный, невероятно контрастировал с обликом безвременно упокоившегося начальника, и Иван мимолётно подивился – как все‑таки причудливо тасует людей административный аппарат. Причем независимо от времени и устройства общества. Что в привычном ему социализме, что в здешнем просвещенном империализме – на руководящих постах с удручающим постоянством оказывались мерзавцы или просто дураки. А достойные люди тянули рабочую лямку под управлением тупого карьериста.
— А так можно? – осторожно, но серьезно осведомился самый молодой из пятерых, косясь в сторону окна. – Расстрелять даже без трибунала…
— Можно, — кратко отозвался Терентьев. – Как генеральный инспектор рода войск, я могу все, потому что юридически любое моё распоряжение представляет собой «тень» имперского указа. А власть Его Величества у нас по конституции абсолютна и превыше любого закона. В том числе и закона об особой подсудности за хищения и должностные преступления в прифронтовой зоне.
Произнося слова «об особой подсудности» Терентьев дёрнул щекой, но справился с непонятным для присутствующих раздражением.
— Итак, у нас очень мало времени, — сообщил он присутствующим. – Но я все же потрачу четверть часа на то, чтобы вкратце обрисовать ситуацию. Для лучшей мотивации и понимания.
— Господин инспектор, — вступил в разговор самый старший, машинально, по многолетней привычке поглаживая густую бороду «купеческого» образца. – Давайте начистоту… Слухи говорят правду? На фронте скверно и все держится едва–едва?
— Слухи лгут, — с бесстрастным спокойствием констатировал инспектор. – Вчера вечером «семерки» использовали атомные заряды. Фронт прорван на всю глубину.
— Эх ты ж, твою растудыть в расколесицу… — начал было «купец» и осекся.
— Примерно так, — подтвердил Терентьев. – Фланговые удары притормозили их, но только на время. Сейчас Первая Бронеармия разворачивается для того, чтобы закрыть прорыв, а противник подтягивает резервы. На рассвете танкисты начнут рубиться насмерть с «черными братьями». От исхода этой баталии зависит вся битва. И может быть, исход войны.
Взгляды транспортников синхронно устремились на стену за спиной инспектора, где висела крупномасштабная карта района с выделенными дорогами.
— Все верно, — сказал Терентьев, заметив это. – Основная рокада оказывается под ударом артиллерии, и уже сейчас её утюжит авиация. Таким образом восьмой опорный становится последним перевалочным пунктом, а трасса девять–два – это единственная дорога, по которой Первая танковая сможет получать подкрепления и снаряжение. У нас часа три, не больше… — он бросил быстрый взгляд в сторону окна. – А после автоколонны пойдут сплошным потоком. Иначе танкисты не устоят.
— Если дорога и наш терминал так важны… — бородатый прокашлялся. – Будет тяжело?
— Да. Поэтому я здесь. Восьмой переходит в моё прямое подчинение, а я держу прямую связь с командующим фронта. Сейчас все работает на танкистов.
— Будет тяжело… — повторил «купец», пряча глаза и готовясь произнести самое неприятное. – Они ведь, там, на другой стороне… не дураки. Верно?
— Не дураки. Поэтому как только они перегруппируются, на дорогу и терминал враги бросят все. Только бы отрезать Первую от снабжения. Вы ведь об этом?
— Да. Будет атом? И химия?
— Наверняка. Для этого и существует противоатомная и противохимическая защита. На меня так не смотрите, — Терентьев провел рукой по лацкану плаща. – Не успел переодеться. Мой комбез в броневике. Но ПВО нас прикроет, парни Кнорпеля уже в пути, а там где Кнорпель — враги летают мало и не долго.
Инспектор мог сказать ещё многое. Например, что гораздо менее масштабен, нежели мясорубка на севере но более опасен прорыв штурмовой дивизии «ягеров», которая сбила пехоту на левом фланге и устремилась вперёд, прямо к Восьмому опорному. А штурмдивизия — это отдельный батальон свертяжелых танков, отдельный батальон средних, танковый полк ещё из трех батальонов. Два полка мотопехоты на БТР, и не просто солдаты, а «ягеры». Ещё артсамоходы, артиллерия, миномёты… На пути у этой орды лишь гвардейская бригада полковника Зимникова, у неё много пехоты, но лишь неполная танковая рота, батальон «механиков» и ракетные танкоистребители, которые вообще экспериментальные. И бригада с жестоким дефицитом противотанковых средств должна задержать вражескую дивизию хотя бы на сутки.
Но вслух инспектор ничего подобного, разумеется, не сказал. Осмотрев всех присутствующих, Терентьев веско и сумрачно произнес:
— Фронт зависит от того, сможет ли Первая Бронеармия остановить прорыв «черных». А Первая зависит от того, получит ли она подкрепления, технику и снаряжение по нашей дороге. За работу. Восьмой опорный должен работать как часы, любой ценой.
Часть 1 — ТРИАРИИ
Да, война не такая, какой мы писали её, —
Это горькая штука…
К. Симонов
Глава 1
Зима 1961 года
Свой шестидесятый день рождения Томас Фрикке встречал в одиночестве. Он привык отмечать праздники без лишних свидетелей, эта традиция брала корни из далёкого, полузабытого детства, в котором родители старательно пытались сделать из мальчишки «воспитанного, интеллигентного человека». Как правильно сидеть за столом, держать столовые приборы, вести светскую беседу во время принятия пищи…