До новых встреч, твари паршивые, я ещё вернусь!
Похоже, у Синего в форте логово.
За мной пытаются угнаться. Но быстро пропадают с радара.
* * *
525 километров до Владивостока. Бухта Рудная
20 июля 1905 года по старому календарю. Четверг.
17:37 по местному времени.
До своего Поместья я не долетел и подавно. Не сказать, что прямо сильно заплутал, но растерялся. А с учётом того, что в глазах стало темнеть, когда берег вроде как наш, наконец, показался, пришлось торопиться на посадку.
Обратный перелёт через Японское море оказался труднее, мехар шёл в полтора раза медленнее, допивая меня жадно.
Приземлился у леса меж двух холмов, примерно в полукилометре от невысокого побережья. Ещё на подлёте приметил неподалёку небольшое селение у берега реки, разрезающей бухту надвое.
Усадив мехара, выполз из него, как из горящей избы, и уже по привычке развалился спиной на траве. Но долго прохлаждаться не дали.
Вскоре из леса донеслось ржание и приближающийся топот копыт.
Поднявшись тяжело, поспешно закрыл кабину, которую без кольца с эрением теперь никто вскрыть не сможет.
Два всадника в крестьянской одежде с ружьями за спинами примчали. Дед с бородой огромной и парень щуплый, которому на вид я бы лет шестнадцать дал.
У меня на всякий случай револьвер в кобуре на поясе, но за оружие даже хвататься не стал. Свои ведь.
На подходе местные спешились, проявляя вежливость. Старший, с трудом оторвав ошарашенный взгляд от бардового исполина, проговорил беспокойно:
— Господь с тобой, барин. Я старший экспедиции, комендант поселения Рудного при Шестом сибирском казачьем полку Олег Водоносов, а это мой внук Семён. Когда нелюдей ждать прикажешь?
Несколько секунд думаю, что ответить. Смотрят прямо в рот, как на вестника смерти. А что? Так и есть. Где мехар, там и монстры. А значит, жертв не избежать.
Лошади у обоих забеспокоились, заметив Медведя, пятиться стали, дёргая и всадников, держащих их за уздцы.
— Здравствуйте, люди добрые, — отвечаю дружелюбно. — В связи с тайной государственной представиться не могу. Но поспешу дать «отбой», беспокоиться не о чем. Оргалидов по близости не видел. Сам с Японии прибыл, передышка мне нужна.
— Вот оно как, ну слава Богу, — расслабился сразу Олег. — Дальнегорск в тридцати километрах на запад, дорога одна, не спутать. Нам полдня скакать, а ты барин, быстро долетишь.
— А здесь передохнуть нельзя? — Интересуюсь.
— Там городок хороший, условия для гвардейца лучшие в округе. А тут пять лачуг да три семьи крестьянские. Сторожим бухту, маяк строить собираемся. На пристань заримся ещё, но работяг не много. Одни бабы. И те сварливые.
— Мне никаких хором не надо, в сарае до полуночи посижу, да отправлюсь.
— А… ну на этот случай в доме приютим. Места хватает, — ответил чересчур заискивающе дед. — Тогда мы поскачем, а ты подлетай к дому самому большому. Вот же народ подивится, когда стражника железного увидит во всей красе.
— Я лучше с вами пешком, — спохватился, когда дед уже собрался в седло прыгнуть быстрее молодого.
В кабину меха садиться — сил нет никаких. Дед на меня посмотрел с сомнением, но ответил покорно:
— Как скажешь, барин. Так, Семён, лошадь свою передай.
— Да я пешком.
— Не, не. Негоже. У нас таких гостей с начала основания не водилось.
— А как же Семён?
— А внук службу будет нести, — выдал дед. — Ему за честь сторожить стражника батюшки императора. А потом его сменит Василий.
— Служу Родине и батюшке императору! — Отчеканил парень, встав по стойке «смирно».
— Во, — кивнул дед на внука. — Прошу на заметку, барин. Очень смышлёный мальчуган. Служивый из него выйдет хоть куда.
Не зная, что ответить, я продрал горло. А затем вынул из кармана карту и развернул перед носом деда на весу.
— Отец, подскажи мне, где я оказался…
В деревне мне такой стол накрыли, что стало неловко. Да ещё и все жители собрались от мала до велика, будто свадьбу справляем. Деликатесов — запасы полугодовые. Детвора руки тянет с дикими глазами, а женщины им по рукам бьют. Мол, всё барину.
Самогонки мне предлагают, а я с ног валюсь, и глаза слипаются. Но улыбаюсь из последних сил и киваю всем, как дурак. Рассказываю, как во Владивостоке с гадами расправлялись. От таких рассказов всю детвору выгнали с застолья, у мужиков глаза на лоб, а женщины плачут.
Барышню лет семнадцати рыжую с веснушками мне подсадили напротив. Грудастая, зеленоглазая. Раскраснелась вся. Ушлый дед с бабулей, которая ещё похлеще, практически открытым текстом сватать её стали. Но потом я сердечно признался, что невеста у меня есть.
Только она об этом ещё не знает.
Кое–как отбрыкался от назойливых слушателей к двадцати двум часам и завалился спать в отдельной комнате, попросив растолкать меня в три ночи. На мягких перинах, как принцесса, уснул сладко. Разбудили только утром.
Всей деревней провожали, некоторые бабули со слезами на глазах. А я рванул на лошади быстрее, понимая, что Фёдор мой будет очень сильно волноваться!
Мехар на месте. Часовой Семён с двустволкой не дремлет! Меня увидел, строевым шагом пошёл докладывать, что происшествий не случилось.
— Спасибо за гостеприимство! Берегите себя! — Откланялся уже из кабины, закрыл крышку. И взялся за ручки. Ахнуло в груди, и полилась магия, оживлять металлического исполина.
— Ждём тебя снова, барин! — Воскликнул дед, замахав шапкой, когда я стал взмывать в воздух.
Вижу, как с деревни вся толпа выбежала на полёт мехара посмотреть. Что ж! Пролетел низко прямо над крышами домов. Пацаны мелкие прыгают в восторге, бегут за мной по полю.
А я набираю высоту, оставляя этот мирок. Он уменьшается подо мной, и вскоре теряется в величии русской земли…
Пасмурно сегодня. Лёгкая влажная дымка ухудшает видимость. До полуострова Муравьёва–Амурского добираюсь к полудню, несколько раз сменив курс. На удивление на радаре нет мехаров до самого Амурского залива, куда благополучно ныряю прямо с ходу. В медвежьей пещере меня встречает Фёдор.
Думал, будет ругать. Но когда я слез, он кинулся и обнял.
— Зря я старый тебя сразу в огонь послал, — зашептал чувственно. — Иногда тебя от батьки и не отличить. Такой же безрассудный и решительный. Вот я и путаюсь. А потом старый дурак спохватываюсь.
— Я добрался до Хоккайдо, дед, — отвечаю ему, отпряв. — Целую колонию тварей вырезал. Видел бы ты, как они под моими клинками сыпались.
— Весь в отца!
— Трофеи, — комментирую, подавая вещь–мешок.
Фёдор принял, как завороженный, через ткань прощупал. И глаза у него на лоб полезли.
— Это ж сколько… — ахнул.
— Сорок два голубых сердца, если не обсчитался,