А вообще никогда бы и не подумал, что под водой может быть так завораживающе красиво и до жути загадочно.
Когда уже стало не так глубоко, двинул ускоренно в сторону своей бухты. Ближе к утёсу я понял, что пронесло.
На этот раз воздуха в кабине осталось впритык, когда я открутил вентиль, поднимающий заслон снаружи. Вот зачем Медведю нужны были кисти. Хотя бы для этого.
Заплыл в тоннель, встал на ступенчатый подъём и пошагал, выходя из воды, а вскоре уже грузно, но вдыхая вновь свежий воздух, нагоняемый снаружи. Поставил меха на место, затаив дыхание, надавил рычаг открытия кабины. Какое счастье, что повреждения не заблокировали меня внутри. Стоило ещё немного побыть в кабине, дабы дать машине восстановиться полностью. Но сил нет.
Обычно Фёдор здесь встречает, но сегодня я не сказал ему, что у меня рейд. Чтоб не волновался. Иначе сам буду волноваться вдвойне.
С помощью крючка на палке, завесив плащ–палатками исполина, осел рядом на деревянный пол, где благополучно распластался.
Знаю, если не появлюсь до обеда, меня хватятся в эскадроне. Но выплывать через грот сил вообще никаких нет. Поэтому стал засыпать прямо на полу с мыслью о том, что сюда надо бы притащить хотя бы шерстяное одеяло, чтоб под спину подстелить. А лучше два.
Мы приспособили верёвочную лестницу на входе, теперь сюда можно попасть и не в прилив. Поэтому я знал, что Фёдор при желании найдёт меня.
Он как раз и растолкал к обеду. Всё–таки умудрился перепугать деда.
— Андрей, ну куда ты полез? — Возмутился сразу.
— Да никуда, — пожимаю плечами, принимая сидячее положение.
— На японцев ходил? Признавайся, — наседает.
— С чего взял?
— Вижу по мехару, на броне следы от пуль, а на лезвиях остатки красной и бежевой краски, как раз японский флот так корабли окрашивает. Днище у них красное.
— Ну слетал, за Находку поддать им немного, — признался.
— На целый флот? Ты в своём уме, Андрюша? Японцы опаснее всяких оргалидов будут. Коварные, обозлённые, своего не упустят.
— Да что уж говорить, — бурчу, поднимаясь. — Где твоих оргалидов искать? Руки чешутся.
— Где, где. На Хоккайдо их кишмя кишит по слухам. Там тебя уж точно императорская гвардия ловить не будет. На север по материку рванёшь, а потом на восток, час лёту.
— И это ты знаешь?
— А что знать? — заворчал дед. — Они ж над Уссурийским заливом разлетались, как во время атаки оргалидов не летали. Прям взбесились. За Медведем охота велась большая и тогда. Эта машина особенная, она властям позарез нужна. Так дед твой покойный говорил. Он всегда ночью летал, чтоб всех с толку сбить. Давай–ка ты тоже не подводи, следуй его примеру.
— Хорошо, — отвечаю вымученно и поднимаюсь, чувствуя себя развалиной.
Пошатываюсь, Фёдор придерживает.
— Во, во, облетался, — критикует. — Может тебя, как больного в санчать определить? Азарову похлопотать не сложно будет.
— Ты бы лучше нашёл выход отсюда не через грот, — стону.
— Да есть он, Андрюш, — признался Фёдор, затылок зачесав. — Да только копать придётся снаружи. А это, сам понимаешь, подозрительно будет.
— И куда выходит?
— Когда поместье стояло, у нас беседка особая была с подвалом на утёсе. Но потом всё с землёй сравняли. А теперь там пост.
— Засада, — вздыхаю.
— Ну не совсем. Попросишься туда в караул, во время смены можем и покопать. А потом замаскируем, — предлагает дворецкий, и за собой зовёт. — Пошли, покажу.
За мехара зашли и правее двинули по стенке неровной. Порода здесь острая, будто плавилась и стекала, как по дереву смола. А дальше ниша завешенная палаткой, которую я ещё не изучал.
Фёдор отодвинул полог и показал дверь буквально в камень впаянную. На ней замок навесной, приваренный на совесть.
— Раньше наверху закрывалось. Это уже я сделал от греха подальше, — комментирует и ключ из небольшой ниши достаёт. Открывает замок, затем дверь дёргает, со скрипом отворяя.
Тоннель кирпичом выложен, лестница бетонная вверх, на шестой ступени земля, а выше и вовсе всё засыпано.
— Мда, работы непочатый край, — говорю устало.
— Глаза боятся, руки делают, — парировал Фёдор.
— И то верно, — ответил, вспоминая, как днище броненосца японского вспарывал.
— Я ж не просто так замок здесь сообразил. От воров подальше, — продолжил дворецкий и повёл меня ещё правее.
Опустился на землю дед, руками песок разметал, обнажая деревянную заслонку. Дёрнул за верёвку, и крышку поднял. А там ящик, в каких боеприпасы обычно хранят.
— Это наследство твоё, барин, — прокомментировал и добавил загадочно: — сам отворяй.
Со знанием дела открыл шпингалеты армейские, поднял крышку ящика и чуть воздухом не подавился.
Слитки золотые с одной стороны, бумаги какие–то, купюры и мешочки с другой. Приоткрыл один мешочек. А там камушки прозрачные поблёскивают, похоже, бриллианты.
Закрыл крышку с грохотом. Чувства противоречивые.
— Дед, почему я всё это время каждую копейку считал? — Выдавил с досады. — Ладно я, ты сам хлебом и водой перебивался. В быте, как нищий, оттого здоровья сколько здесь оставил⁈
Посмотрел на меня Фёдор наставнически так. Вот прям как отец родной. И ответил на выдохе:
— Так надо было, Андрюш. В слабости и нищете угрозы в нас не видели и жить давали дальше. А теперь мы и не спросим, ведь так?
— Знать бы у кого спрашивать.
— А ты не горячись, навык оттачивай. На тебе весь Владивосток, — заявляет с ухмылкой Фёдор.
— А гвардия?
— Видят они не дальше своего носа. Поэтому, как накроет их, поздно будет.
— О чём ты, дед?
— О том Фиолетовом, что «Шрапнельщиком» зовут. Выжидает он…
Вот послушаешь иной раз деда, мурашки по коже.
* * *
Владивосток. Трактир «Бристоль» у бухты Сухопутная.
15 июля 1905 года по старому календарю. Суббота.
Неделю спустя меня всё ещё ищут, не давая высунуть и носа!
19:36 по местному времени.
Как и обещала Небесная, столица Приморья постепенно превращается в крепость с регулярным прибытием эшелонов с новыми войсками, боеприпасами и орудиями. Гражданских всё меньше. Казаков, гусар и ополченцев всё больше. А кабаков по пальцам пересчитать.
Вот и в свой выходной, когда всё–таки решил отвлечься, поддавшись уговорам товарищей, видишь одни и те же ненавистные рожи.
Меха–гвардеец Илья с друзьями из гусарского столичного лейб–гвардейского полка своим присутствием сразу испортил всё настроение. А его заносчивые товарищи в красных мундирах элитных кавалеристов только добавили напряжённости. Потому что смотрят на гусаров хабаровского полка в серых мундирах свысока.
И как назло пришлось усаживаться неподалёку на свободные