Савин был награждён шейной серебряной «За усердие» на Станиславской ленте, а все старейшины нагрудной золотой на Станиславской ленте. Но самой главной наградой, от которой в восторг пришли все станичники и гости, было прощение всех задолженностей перед казной для казаков Черняевского округа и освобождение от налогов на пять лет, начиная с этого года. Восторг был такой силы, что кубанцы еле сдержали толпу, станичники очень захотели выразить признательность Государю Наследнику. Я уже хотел стрелять в воздух, но, слава Богу, напор толпы ослаб и она успокоилась.
Следующее действие цесаревича также вызвало восторг окружающих.
— Хорунжий Аленин, построить в две шеренги казаков старшего набора казачьей школы станицы Черняева.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, — браво ответил я, после чего скомандовал Ромке. — Казак Селевёрстов построить первый десяток.
После того, как мои друзья и браты построились, я скомандовал «смирно» и хотел доложить цесаревичу, но тот махнул рукой и произнёс, обращаясь к строю.
— Господа казаки, за ваше мужество, героизм, отвагу и сноровку, все вы назначаетесь на службу в Лейб-гвардии отдельный Амурский казачий взвод Собственного Его Императорского Высочества Наследника Государя Цесаревича личного конвоя.
— Рады стараться, Ваше Императорское Высочество! — дружно и чётко ответил строй молодых казаков.
— Вольно! — скомандовал цесаревич и повернулся ко мне. — Командуйте, хорунжий. После молебна принятие присяги.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, — принял стойку смирно и поднёс ладонь к срезу папахи.
— Ваше Высокопреподобие, — обратился цесаревич к Ташлыкову. — Пройдёмте на молебен.
Цесаревич с протоиреем двинулись вперёд, за ним последовала свита, атаман со старейшинами. За этой группой постепенно пристраивались встречающие, мимо которых проходил наследник. Я кивком головы, испросив разрешение остаться у Головачева и получив его ответный кивок, развернулся к строю.
— Ну что, здравы будем браты!
— Здравия желаем, Ваше благородие! — дружно рявкнули мне в ответ те, кого я считал и считаю своими близкими друзьями. Но моё новое положение в обществе позволяло общаться на глазах у других только таким образом. Тем более за моей спиной находилась пара кубанцев.
— Господа казаки, после обеда, не смотря на возраст, вы все принимаете присягу и будете проходить службу в лейб-гвардии личном конвое Государя наследника. Под моим чутким руководством, — я хищно улыбнулся моим бывшим ученикам. — Надеюсь, вы ещё не забыли, что это значит?!
У некоторых казаков, казачатами их уже назвать было тяжело, настолько они выросли и заматерели за почти два года, что я их не видел, головы грустно опустились вниз.
— Вижу, что помните и надеюсь, что понимаете — какая честь вам оказана. После принятия присяги где-то, через два часа вы станете лейб-гвардейцами, а не казаками-малолетками! После чего должны будете своей службой доказать, что выбор Государя Наследника Цесаревича Великого Князя Николая Александровича был правильным и вы его достойны!
— Ваше благородие, — как и всегда до этого во время обучения с вопросом влез Ромка. — Так мы сегодня с Государем Наследником в сопровождении поплывём?
Все остальные ребята с таким же вопросом в глазах уставились на меня.
— Да. После присяги вы начнёте службу в конвое. Для вас отведено место на одном из пароходов сопровождения. Коней разместите на барже. До вас, что не довели о необходимости быть на встрече цесаревича с полным снаряжением для службы?
— Довели, Ваше благородие, но мы думали, это какое-то занятие будет или смотр. Про присягу и службу никто не говорил. Так-то нам только в январе следующего года присягу принимать, и то не всем, — ответил за всех Ромка.
— А ты что, Лис, не рад службе в конвое?! — спросил я.
— Ваше благородие, да мы все рады. Просто всё так неожиданно — награды, лейб-гвардия, конвой. Голова кругом идёт! — пробасил георгиевский кавалер Тур или Верхотуров Антип. От его ответа у меня отлегло на сердце. Честно говоря, боялся в душе, что после ранения Тур сломается.
— Тогда у вас есть час, чтобы собраться окончательно. Потом прибываете к пристани. Чуть ниже швартуют баржу, на неё заведете и разместите своих коней. Место на пароходе вам покажет старший урядник Тимофеев из Кубанского отдельного взвода. Пока поступаете под его командование. И последнее, — я повернулся к Тимофееву, который передал мне несколько пар погон из стопки, которую держал в руках. — Вручаю вам погоны вашего взвода. До присяги привести мундиры в соответствие. Портупеи, которые на вас, оставить.
Я прошёлся вместе с Тимофеевым вдоль строя, раздавая погоны Амурского отдельного взвода с вензелем «Н».
— Что скажешь, урядник, с такими портупеями покрасивей форма будет? — я указал на казачат-казаков, которые щеголяли в офицерских портупеях тысяча девятьсот двенадцатого года, которые пошили ещё два года назад.
— Красиво смотрится, Ваше благородие, — степенно ответил урядник. — Надо какое-то отличие для лейб-гвардейских казачьих взводов Приамурья и Забайкалья ввести. А портупеи ладные.
Я посмотрел на своих бывших учеников, которые с восторгом рассматривали, врученные погоны, и скомандовал.
— Господа казаки, равняйсь. Смирно. Через час с конями и вооружением находитесь на пристани и поступаете в распоряжение старшего урядника Тимофеева. Вольно. Разойдись.
Когда строй рассыпался, и казаки начали разбегаться по дома, я подозвал к себе младшего Селевёрстова.
— Ромка, мамке и батьке передай, что после присяги вместе домой подойдём. Пока цесаревич обедать будет и у нас час времени наберётся, чтобы пообщаться. А то в следующий раз когда в станицу попадём — неизвестно.
— Слушаюсь, Ваше благородие, — попытался принять стойку смирно и отдать честь Ромка, но получив от меня подзатыльник, резво развернулся и побежал к дому.
— Этот рыжий, с оторванной мочкой, кем Вам приходится, Ваше благородие, — поинтересовался урядник, а второй конвойный вопросительно насторожил уши.
— Брательник названный. Когда моих родителей хунхузы убили, а потом дед умер, Ромкины отец и мать меня к себе в семью взяли. Три года, можно сказать, у них прожил, — ответил я.
— Так, Вы Ваше благородие отсюда родом?!
— Да, отсюда. В двух верстах хутор стоял, где я родился и вырос. Спалили его хунхузы когда на цесаревича и на станичников напали два года назад. Где-то в станице должен дом стоять, который мне за счёт казны построили. Но где, даже и не знаю. А смотреть некогда. С дядькой Петром, да тёткой Ольгой успеть бы, повидаться и поговорить.
— Да… Служба в конвое, она такая, — растягивая слова, задумчиво произнёс Тимофеев. — Нас вон аж на край земли отправили. Где Кубань родная и где Дальний Восток.
— Ничего урядник, зато, сколько всего уже увидел и увидишь ещё.
— Так то, оно так, Ваше благородие. Но в родном краю служить то слаще. Вы вона, аж весь светитесь от радости. Дома. А мы теперь, когда родные куреня увидим — не известно. А я то, второй