увы! — слишком долго была «движущей силой» человеческих поступков, и примерами деспотии, когда искусственно сковывалась инициатива тысяч и тысяч, а разве способен кто-нибудь один заменить разум миллионов, воплотить в действие их анергию?.. Об этом тоже необходимо помнить, это тоже должно быть на духовном вооружении у человечества… Помнить вот о таких особенностях прошлого нужно пр многим причинам, но в данном случае не следует забывать о них хотя бы потому, что всякий, в том числе научный, прогресс — он в преодолении вот этого темного, постыдного, и история географий отнюдь не составляет исключения. Но есть у нее и свое собственное, свое характерное.

Трудно назвать другую науку, которой открытия доставались бы такой же дорогой ценой, как географии. Тысячи и тысячи безымянных могил географов-исследователей разбросаны по материкам и островам, скрыты в волнах океанов; прах этих скитальцев давно смешался с землей, изучению которой они посвятили свою жизнь. Эти люди шли на подвиги и совершали их незаметно, без шума, даже не сознавая, что проявляют героизм, потому что они делали любимое дело, потому что никогда не променяли бы тяготы и тревоги походной жизни на уют и спокойствие городского существования.

Географами-исследователями становились наиболее инициативные, отважные, дерзкие.

Молва утверждала: нельзя держать курс в открытое море, потому что от берега корабль идет под уклон, постепенно исчезая из виду, и он не сможет вернуться обратно.

А они поднимали паруса и смело пересекали океаны!

Молва утверждала: в тропиках такая жара, что все живое там гибнет.

А они отважно устремлялись к экватору.

Молва утверждала: Земля плоская, и если все время плыть в одном направлении, то достигнешь края света и там погибнешь.

А они плыли все время на запад и огибали Землю.

Молва населяла дальние страны сказочными чудовищами, драконами, звероподобными людьми.

А они углублялись в девственные лесные чащи, преодолевали горные хребты, плыли по неведомым рекам.

Их не мог остановить ни грозный окрик церковных владык, ни. Тяжкий авторитет вознесенных на пьедестал догматиков, ни боязливый шепоток мещан, ни зависть трусов, ни, скупость стяжателей.

Они гибли при кораблекрушениях, падали замертво в боях, умирали с голоду среди льдов и от жажды в раскаленных пустынях; их убивали большие и маленькие царьки — властолюбивые, жестокие, капризные, во владения которых они приходили.

Но павших заменяли новые исследователи, и не было на свете силы, способной остановить, прервать гигантский процесс познания мира в пространстве.

Походы и плавания великих путешественников и мореплавателей прочертили по Земному шару тонкую и редкую сетку. Все остальное было описано и изучено теми, о ком мы почти не вспоминаем. Но уважение к человеку — вот главный принцип, который должен лежать в основе любого исторического исследования. И если мы начнем последовательно применять его, то Семен Дежнев перестанет заслонять в наших глазах Федота Алексеева, Курбат Иванов, открывший Байкал, займет подобающее ему место в шеренге первооткрывателей, а имена людей, по инициативе которых были основаны Хабаровск, Владивосток и Николаевск-на-Амуре, будут знать во всех уголках страны.

Наши далекие предшественники — географы, путешественники — занимались преимущественно описанием Земли. Они по крохам собирали для нас, современных географов, сведения о дальних странах и морях. Только благодаря их трудам и представляем мы себе природу Центральной Азии и Южной Америки, Гренландии и Австралии, Арктики и Африки. Несколько тысячелетий география, В том числе физическая, была наукой описательной. Но после того как географы в общих чертах описали весь земной шар, перед физической географией встали иные задачи. Теперь эта наука занимается преимущественно изучением природных процессов, выяснением их закономерностей, без знания которых невозможно разумное вмешательство в ход природных процессов. Из описательной науки физическая география постепенно превратилась в науку теоретическую.

Но хотя задачи науки и изменились, светлые имена тех, кто трудился до нас и для нас, кто подготавливал наступление нового этапа в развитии географии, должны быть бессмертны.

Были Охотского моря

Море

Первое мое знакомство с Охотским морем состоялось в 1946 году. Я возвращался с Чукотки во Владивосток. В бухте Провидения мне посчастливилось сразу попасть на грузовое судно «Брянск» и занять сравнительно удобное место в огромном твиндеке — верхнем отсеке трюма, до отказа заполненном демобилизованными солдатами и вербованными рабочими, задержавшимися в Арктике на пять-шесть лет из-за войны и теперь возвращавшимися домой. По узкой и длинной бухте Провидения мы вышли в Берингово море, миновали Командорские острова и подошли к Петропавловску-Камчатскому. Удивительно радостно это — приближаться к земле после того, как в течение долгого времени вокруг судна не размыкалось кольцо морского горизонта. Мы стояли на палубе, смотрели на гористые берега и жадно вдыхали ветер, насыщенный пьянящим запахом зелени и сырой земли.

В Петропавловске нас перегрузили с «Брянска» на «Днепрострой» — судно старое и, к сожалению, менее удобное: в тесном полутемном твиндеке набилось столько пассажиров, что, как принято говорить, яблоку негде было упасть. Этот «Днепрострой» и доставил нас из Петропавловска к Курильским островам, тысячекилометровая гряда которых отделяет Охотское море от Тихого океана.

Подошли мы к островам ночью; капитан в темноте не рискнул приблизиться к скалистому берегу — судно легло в дрейф на почтительном расстоянии от него. Утром «Днепрострой» вошел в пролив между островами Парамушир и Шумшу и встал на рейде у города Северо-Курильска. По радио нам объявили, что на борт «Днепростроя» будет взято еще шестьсот пассажиров, и потребовали, чтобы мы потеснились. Это очень смахивало на шутку — потесниться!.. И все-таки эти шестьсот человек каким-то чудом разместились в переполненных твиндеках.

Пока шла погрузка, я с любопытством осматривал острова — и большой гористый Парамушир, заросший кедрачом и ольховником, и маленький холмистый Шумшу. Минул год, как закончилась война, но следы ее еще виднелись повсюду. Японцы неплохо укрепили остров. Шумшу, ближе других расположенный к Камчатке. Даже с борта судна удавалось рассмотреть траншеи, дзоты, открытые ангары подземного аэродрома; на берегу валялись разбитые самолеты, машины.

Но жизнь уже давно успела войти в новую колею: Северо-Курильск стал районным центром Сахалинской области. На берегу работали рыбные заводы, по проливу шныряли катера, шхуны, кавасаки; в море, несмотря на прохладную погоду, купались. По чистеньким улицам Северо-Курильска катали в колясках детей, на спортплощадках играли в волейбол, баскетбол, но больше всего хлопот, конечно, было у портовых работников: навигация на Охотском море была в полном разгаре.

А потом Парамушир и Шумшу остались позади. «Днепрострой» прошел мимо огромного, увенчанного снегами вулкана Алаид, поднимающегося прямо со дна моря, и кольцо горизонта вновь сомкнулось вокруг судна.

Высокие волны гуляли по Охотскому морю, и наша стальная махина покачивалась, иной раз зарываясь носом в воду. Часто опускались густые и плотные, как вата, туманы; тогда «Днепрострой» замедлял ход и тревожно гудел, предупреждая встречные