Вахтер в театре знал Сергея и пропустил его, царственно махнув ладонью.
***
Зал был пуст, только директор театра Евгений Сергеевич Батанов сидел в партере в третьем ряду. Сергей подсел к нему, они пожали друг другу руки, и Сергей шепотом спросил: «А где Эдик?» Батанов кивнул в сторону ложи, прилегавшей к сцене, и Сергей увидел в ней Власова. Тот сидел вполоборота к нему, уставившись на сцену. То, что увидел там Сергей, немало изумило его. Три балерины стояли рядышком, чуть поодаль от них в длинном черном платье, с гордо вскинутой головой - Алина, у противоположного края сцены, уперевшись в пол бутафорским мечом и ссутулившись, застыл Медведев, один из ведущих актеров театра. Неподалеку от него, в глубине сцены, стояло пианино, и за ним сидел Давид Каган, лучший, а вернее, единственный городской композитор.
– Попробуйте еще раз,- сказал Власов незнакомым Сергею резким и пронзительным голосом.- Входит Макбет.
Каган повернулся к клавиатуре, и зазвучал негромкий вальс. Медведев выпрямился, вложил меч в ножны и тяжелой поступью прошел на середину сцены.
М а к б е т. Чем заняты, ночные вы чертовки?
В с е. Нельзя назвать.
М а к б е т. Откуда бы ни шли
Познанья ваши, я вас заклинаю
Тем, что творите вы, ответьте мне.
Пусть ваш ответ повалит колокольни,
Утопит в океане корабли,
Прибьет хлеба поднявшеюся бурей,
Деревья с корнем вывернет в лесах,
Обрушит крыши замков на владельцев,
Пускай перемешает семена
Всего, что существует во вселенной,
Ответьте все равно на мой вопрос!
П е р в а я в е д ь м а. Так спрашивай.
В т о р а я в е д ь м а. Задай вопрос.
Т р е т ь я в е д ь м а. Ответим.
П е р в а я в е д ь м а. Ты хочешь знать ответ из наших уст Или от высших духов?
М а к б е т. Пусть предстанут.
П е р в а я в е д ь м а. Кровь свиньи, три дня назад Съевшей девять поросят, И повешенного пот На огонь костра стечет.
В с е. Мал ли ты или велик, Призрак, покажи свой лик [1].
Каган ударил по басовым клавишам, изображая, видимо, гром, а затем снова заиграл вальс, но уже быстрей, и Сергей вдруг сжал подлокотники кресла. Странная это была музыка. Красивая и нежная мелодия вдруг то искажалась какими-то бесовскими интонациями, то замедлялась и делалась зловещей, то вдруг звучала на октаву выше и становилась похожей на детский смех. Три балерины, они же ведьмы, кружились в танце, а Алина свободно вальсировала по всей сцене, соблазнительно выгибаясь перед тяжеловесным Макбетом - Медведевым.
– Стоп, стоп! - раздраженно прервал Власов и повернулся в зал.- Евгений Сергеевич, так невозможно. Мне нужно проводить все репетиции при полном антураже,- все должно быть, как я изложил в плане постановки.
– Помилуйте, Эдуард Васильевич.- Батанов даже поднялся с кресла, словно нерадивый ученик, распекаемый учителем.- Я еще даже не успел толком прочесть весь план постановки, но это же немыслимо. Мы пригласили девушек из балетного училища, Давида Самойловича…
– Да к черту! - вдруг оборвал его Власов.- Нельзя на этом раздолбанном пианино играть, да и вообще нельзя эту музыку играть на пианино! Давид, я же говорил тебе! Нужен оркестр, камерный, струнный, нужны электроорган и челеста [2], мы же говорили с тобой, Давид! Я в гробу видал пианино и фортепьяно, мне нужно глиссандо [3], ты сам же это прекрасно понимаешь, надо струнные и деревянные духовые, нужно, чтобы звучало это соприкосновение земли и космоса, а оно в этой трагедии сильнее, чем в других!
– Я понимаю,- спокойно отозвался Давид, пожимая плечами и с улыбкой глядя на Сергея, словно обращаясь к нему за поддержкой.- У меня аранжировано для камерного оркестра, челесты, электрооргана, но ты же сам понимаешь, что людей надо пригласить, дать им аванс, им надо разучить партии - да ты сам пойми, я чуть ли не сутками работал, чтобы сделать аранжировку, а быстро хорошо не бывает…
– В самом деле, Эдуард,- вмешался Батанов, почувствовав, что не он один в недоумении,- куда ты гонишь? Актеры текста не выучили, и толком ничего не понять, что ты здесь понаписал! - Батанов потряс листочками, испещренными записями. - Это просто немыслимо, у нас денег нет, да и не разрешит никто, пойми, мы не в Большом театре…
– Да не хочу я больше все это слышать! - взорвался Власов.- Сто лет одно и то же! Театр должен быть большой, иначе это не театр, а дешевый балаган! Вы поймите, мне нужно создать у актеров определенный настрой, иначе они не сыграют, они просто не смогут. Мне нужно все, что способствует созданию этого настроя.
– Да вы их просто загнали, голубчик,- возразил Батанов, вспомнив, что он все же директор и что никогда еще Власов не говорил с ним в таком требовательном тоне,- вы им даже не объяснили, чего вы, собственно, хотите. Может, они и без антуража сыграют - пока, на репетициях…
– Нет, не сыграют,- раздосадован но прервал его Власов,- этим нужно жить, чтобы сыграть как надо.
– Да я же не могу из-под земли достать в одночасье все, что вы просите. Тут такие спецэффекты нужны - мы же не Голливуде, у нас нет миллионов долларов на постановки. Надо иметь чувство реальности, Эдуард.
– Плевать на реальность,- вдруг спокойным, но зловещим каким-то тоном сказал Власов.- Мне все это нужно, любой ценой. Хотите, сдавайте все комнаты фирмачам, хотите - заложите весь театр, в долги влезайте, валяйтесь в ногах у спонсоров, но мы должны это сделать, иначе…- Он поднял руку, словно хотел махнуть ею в отчаянии, но потом ударил изо всех сил по барьеру ложи.- Ничего не будет иначе,- устало сказал он.
Последовала минутная пауза, никто не решался нарушить молчание, потом Власов сказал угрюмым голосом:
– Наверно, в чем-то вы правы. Но мы должны это сделать. Я прошу вас, сделайте все возможное и невозможное. А я действительно сейчас объясню актерам свой замысел - я как-то упустил это из виду.
Ни хрена себе, подумал Сергей, что же ты тогда хочешь? Он не узнавал своего друга. Его словно подменили. Даже лицо Власова, казалось, изменилось - вместо добродушного и терпеливого выражения на нем появилась какая-то ярость, лихорадка.
– Сейчас,- сказал Эдик, проводя ладонью по лбу.- Я сейчас приду, перерыв пять минут.
Он быстро прошел к выходу и попросил у вахтера сигарету.
– Да ты ж не курил никогда, Артемьич,- изумился тот.
– Ну вот, закурил,- отрывисто ответил Власов.
– Да ради Бога, вот только папиросы у меня.
– Ничего, все