— Я хочу погулять! Пойдем гулять по Набке?
Ольга и Максимов выходят из машины, с улицы прощаются с остальными.
— Ну, давай!
— Давай, старик, до встречи! Удачи тебе! — говорит Каплей. «Пасифик» плавно, как пароход, отчаливает от тротуара, его красные кормовые огни исчезают за поворотом, а Ольга и Максимов остаются у парапета. Они решают спуститься вниз и прогуляться по «Набке» — то есть Набережной, от водной станции ВМФ до спорткомплекса «Олимпиец». Это излюбленное место для прогулок, встреч и употребления различных напитков.
2
— Ну давай уже свой «не телефонный»! — говорит девушка.
Максимов молчит.
Ольга сама начинает рассказывать ему что-то о своей жизни. Она моложе его и кажется похожей на девочку рядом с подполковником, хотя, возможно, тут не в одном возрасте дело…
— А ты? — заканчивает свой рассказ девушка.
— Я? — спохватывается забывшийся Максимов. Она, кажется, что-то спрашивала его о детстве, о юности… — А я, ты знаешь, жалею, что не родился здесь, у вас. Что никогда не стану здесь своим.
Он вспоминает ту, большую Россию. Бандитские разборки 90-х, искореженные трупы взорванных джипов, печально смотрящие уцелевшими колесами в небо, взятки, спортивные костюмы, снова вошедшие в моду, свинство властей всех уровней, хмурые люди в полицейской форме, третирующие хмурых людей без формы, продажные суды и военкоматы, комендантский час, мрачные спальные районы, курево, пьянство и наркота… В одном из этих районов, в небольшом сибирском городке, когда-то родился и рос сам Максимов, прежде чем попал в Москву и в разведку. Он вспоминал мрачные лица своих соотечественников — словно бы все на одно лицо, в этих одинаковых черных шапочках… Он давно слышал об этой благословенной земле — Тихоокеанской республике, территории свободы и радости. Не поэтому ли он сам попросился в эту командировку, что втайне давно симпатизировал тихоокеанцам?
Сначала большую Россию не интересовали походя утраченные территории. Выйдя из состояния исторической комы, она, как и всякий организм от бактерии до нации, озаботилась восстановлением своего влияния, вновь вспомнила основное для всякого живого существа понятие «экспансия». Вертикаль власти, наведение порядка — в основном откровенно силовыми методами, «суверенная демократия»… Сверхзадачей России стало «восстановление территориальной целостности в исторических пределах», включая уже отколовшиеся Приморье и Магадан, и недопущение никакого нового регионального сепаратизма наподобие уже обозначившихся тенденций на Сахалине и Камчатке. Это раньше Россия отдавала дальневосточные (и не только дальневосточные — северные, западные, южные…) «спорные» острова и участки драгоценного нефтегазоносного шельфа один за другим. Теперь Россия, спохватившись, вспомнила о своей имперскости, и Максимов — кадровый офицер, воспитанный на государственных интересах, на том, что всеобщий интерес выше любого частного, — искренне разделял этот новый курс. Он хотел и в то же время боялся поверить в то, что смута окончена, что Россия вновь станет полноценной империей, имеющей не только интересы, но и атомные подводные лодки во всех уголках планеты. Боялся — потому что слишком хорошо понимал, как много времени и людей упущено. Он не до конца верил в то, что провозглашалось теперь официально, — что Россия сможет сравнительно легко вернуть все утраченные позиции.
И все-таки подполковник прибыл сюда, в этот Владивосток-3000. Нужно было понять, чем грозит «большой России» создание на Дальнем Востоке Тихоокеанского союза с единой валютой, по сравнению с которым Евросоюз с его евро мог показаться детской игрой. Сверхзадачей пославших Максимова было именно возвращение Тихоокеанской республики в состав России, и подполковник не просто выполнял приказ, но искренне разделял веру в справедливость этой сверхзадачи. В лоб, конечно, действовать было нельзя. Сначала нужно было прощупать противника, выявить обязательную «пятую колонну», найти болевые точки, которые есть у каждой, даже самой могущественной державы. Государства, как показывает история, разрушаются гораздо легче, чем это кажется. И теперь Максимов тщательно собирал информацию, скрупулезно сопоставлял все имеющиеся данные, анализировал, моделируя самые различные возможные варианты развития событий…
— Но ты же можешь переехать сюда, — говорит Ольга.
Максимов смотрит на стройные мачты яхт, едва видимые за горящими на парапете Спортивной гавани фонарями.
— Ты же знаешь, Оль. У меня там — семья и вообще… Знаешь, чувствую себя как какой-то Штирлиц.
— Почему Штирлиц? Ты ведешь двойную жизнь?
— Нет, я не в том смысле… Я когда-то читал книжку «Пароль не нужен» о приключениях молодого советского разведчика Штирлица. Он тогда еще не был Штирлицем — носил фамилию Владимиров и взял себе оперативный псевдоним Исаев. В 1921 или 1922 году, не помню точно, он попал во Владивосток с заданием от самого «железного Феликса» — Дзержинского — внедриться в белогвардейскую верхушку города.
— И как, внедрился?
Пара заходит на полуразбитый пирс, где находится несколько фигур — рыбаков. Что-то они ловят ночью, может быть, кальмаров или креветок. Светят мощным фонарем на воду. Один из рыбаков руками «семафорит» что-то другому, находящемуся на противоположном конце пирса.
— Внедрился… — глухо отвечает Максимов. — Нашел здесь свою любовь — Сашеньку, а потом ему поступило новое задание — с последним пароходом уходить с белыми из Владивостока в эмиграцию. В составе флотилии адмирала Старка. В Китай, а потом в Европу… И вот он стоял на корме отваливающего парохода — был дикий гвалт, все спешили залезть на этот пароход, боялись, что не хватит мест, а во Владивосток уже входили с севера части Народно-революционной армии, в лицо Исаеву бил горький соленый ветер, вызывая слезы, началась дикая давка, суета, переполох… А он стоял на корме и смотрел на Сашеньку — она оставалась в городе, провожала его, стояла на причале… Наверное, плакала, не помню. В следующий раз Исаев увидел ее, кажется, четверть века спустя. Да и то — что это была за встреча, в кафе «Элефант» на несколько минут, когда нельзя даже поговорить, а только посмотреть друг на друга…
Максимов обреченно смотрит себе под ноги.
— Грустная история. И… у тебя такой тревожный голос, ты не замечал этого? Но ты себя не программируй. Бывают истории со счастливым концом! — говорит Ольга и целует Максимова.
Они стоят обнявшись. Наконец Максимов отрывается, долго смотрит на Ольгу и спрашивает:
— Слушай, а что все-таки за штука этот ваш знаменитый гребешок? Твой отец мне об этом не расскажет, он же специалист? Мне это страшно интересно.
Ольга меняется в лице. Высвобождается из объятий подполковника и отстраняется.
— Никогда не задавай мне таких вопросов, — наконец говорит она строго и даже надменно. — Я хочу домой.
— Хорошо, — покорно отвечает Максимов и лезет в карман за сигаретами. Но Ольга его одергивает:
— И не кури при мне! Знаешь, у нас вообще курить не принято.
— Ты серьезно, что ли?
— Серьезно!
Подполковник, проводив Ольгу, идет к себе. Ему лень ловить такси, есть настроение пройтись пешком, тем более что тихо и тепло, а