1

На открытой веранде ресторана «Четыре румба» немноголюдно. У перил стоит Каплей — вышел подышать. Его нового товарища-Пришельца не видно — тот отошел куда-то еще. У ступенек, ведущих на веранду с улицы, трется паренек непрезентабельного и, в общем, довольно даже подозрительного вида. Каплей расслабленно навалился на перила — он уже не очень трезв. Паренек, поглядывая на него, поднимается на веранду. Начинается марсианский владивостокский закат. Грейпфрут солнца уже снижается к синим сопкам на противоположном, западном берегу Амурского залива.

Ресторан расположен почти на вершине сопки Орлиное гнездо, откуда видно не только море, окружающее город со всех его трех сторон, но и близлежащие острова. У него четыре отдельных входа, так что можно войти с одной стороны, а выйти с любой другой. Эти четыре ресторана в одном — давняя идея местного предпринимателя А., решившего открыть заведение не столько кулинарного, сколько культурологического профиля. В первом из ресторанных залов все выдержано в морском стиле: раковины и кораллы, рыбы и аквариумы на стенах, официанты в тельняшках, соответствующие репертуар музыкантов и меню. Второй зал посвящен армии: камуфляж, оружие, перловка, военные марши и слезливые дембельские песни. Периодически вбегает какой-то офицер и кричит преувеличенно диким голосом: «Рота, закончить прием пищи! Встать, выходить на плац строиться!». В третьем зале создана геологическая атмосфера: сверкающие кристаллы, уголь из забоя, костер, гитара, рюкзаки, дичь и обязательная тушенка с рисом. Четвертый зал — восточный. В нем воссоздана атмосфера КВЖД — Китайско-Восточной железной дороги, построенной Российской империей на рубеже XIX и ХХ веков для связи Читы с Владивостоком и Порт-Артуром. Музыкальное и гастрономическое меню здесь представляет собой причудливую смесь из европейского и азиатского, свойственную Владивостоку-3000.

Ресторан «Четыре румба» — гордость Владивостока. Каплей привел сюда Влада, продолжая адаптировать его к городу. Они выбрали морской зал и заказали на первое уху из пиленгаса (местной летающей рыбы, западные родственники которой известны как кефаль — та самая, из шаланды Кости-моряка), а на второе — какую-то фирменную солянку с морепродуктами и что-то еще в том же духе. Каплей спросил у метрдотеля в капитанском кителе и серебристом чешуйчатом галстуке-селедке японского виски «сантори», а Влад попросил еще китайского циндаосского пива, объяснив: «Чтобы лучше торкнуло».

Посредине стола — популярное местное блюдо: кочан капусты, совсем как настоящий, но выполненный из сложенных особым образом листов высушенной морской капусты «Сибуки». Вместо кочерыжки воткнут столбик, который полагается нарезать, получая тем самым роллы «Рейнеке». Рядом желтеют фирменные хлебцы-«коврижки», названные так в честь одноименного островка в Амурском заливе. Вместе с дежурными солью-перцем-маслом на столах стоит обязательная икра морских ежей — оранжевого оттенка, удивительно нежная и пряная. Ее принято есть сырой прямо из хрупких известковых скорлупок ежиного глобусообразного скелета; или же использовать традиционный японский рецепт «уни», когда икру макают в выпаренную морскую соль и кисло-острый соус и едят, заворачивая в «нори» — лист морской капусты.

Начинается живая музыка — местный коллектив экспрессивно исполняет композицию про компасы (с ударением на второй слог — поморскому), матросов, гитары и слезы. Несмотря на драматичность текста, вокалист постоянно улыбается. Басист в алом мундире и черной военно-морской пилотке, напротив, подчеркнуто серьезен и сдержан, как и коренастый ударник в тельняшке. Гитарист выделяется пышной мелированной шевелюрой и бородой.

— Вся музыка у нас живая, подделки не бывает, — говорит Каплей Владу. — И еда тоже живая, не из сои, все настоящее. Тебе потом еще стоит в «Челюскин» сходить, для расширения кругозора.

Влад кивает.

— Ну что, за ваш город? — предлагает он тост, подняв стеклянный сосуд.

— Вопросов нет. За наш город! — отвечает ему Каплей, делая нажим на слове «наш». — Ты попробуй! — и придвигает к Владу тарелку с трепангом. Влад пробует жевать и морщится. Каплей усмехается.

— Слушай, — Влад отставляет трепанг и закусывает ежиной икрой, — а в вашем кабинете икона, что ли, висела? Там, между картами?

— Можно сказать и так, — после паузы отвечает Каплей, поставив рюмку. — Это адмирал Завойко — герой обороны Камчатки во время Крымской войны. Он причислен к лику героев флота.

— К лику кого?

— Героев Тихоокеанского флота. Наши святые, если хочешь.

— И много их?

— Ну смотри сам: Петропавловск, Цусима, Порт-Артур, потом Вторая Мировая… — перечисляет Каплей. — Хватает, в общем-то.

Причисленных к лику героев флота действительно было немало, хотя подобными почестями в республике не принято разбрасываться направо и налево. Среди них были знаменитые фигуры — адмирал Макаров с художником Верещагиным, военно-морской офицер Можайский, прославившийся изобретением самолета (а во время Крымской войны командовавший Амурской флотилией), адмирал Посьет, командир «Варяга» Руднев, тот самый лейтенант Шмидт, когда-то обитавший во Владивостоке, легендарный нарком ВМФ тихоокеанской закваски Кузнецов, первая в мире женщина-капитан Щетинина, сталинградский снайпер Зайцев, в свое время служивший на ТОФ, капитан-лейтенант Бурмистров с танкера «Таганрог», сумевший сбить из зенитного «эрликона» японского летчика-камикадзе, прорвавшегося в августе 1945 года к владивостокской нефтебазе на Первой Речке… Были и проявившие героизм военморы без больших звезд на погонах — матросы, старшины, мичманы, словом, чернорабочие ВМФ, в том числе юнги «огненных рейсов».

— Существуют военно-морские монастыри — посты наблюдения на отдаленных островах, — продолжает тем временем Каплей. — У нас и главный государственный праздник — это День Военно-морского флота. Ты еще узнаешь обо всем этом. Я чувствую, тебе придется остаться у нас надолго. А программа натурализации предусматривает краткий курс погружения в историю и обычаи Тихоокеанской республики.

— Программа чего? — переспрашивает Влад.

— Натурализации. Это необходимый этап перед получением гражданства. Своего рода прописка или посвящение, как тебе больше нравится.

— Гражданства… — задумывается