– Все? – спросил Максимов.
– Все. Сейчас я пройду в сектор А-три. Оттуда, наверное, связи не будет. Вы, Шеманский, ожидайте меня здесь. Слышите, Юра? Шеманский остается в диспетчерской.
– Слышу.
Арсеньев пересек зал и шагнул в темный проем. Некоторое время я еще видел отблеск его фонаря на стенах уходящего вдаль коридора.
В шлеме опять раздался голос Максимова:
– Алексей Николаевич!
– Да.
– Хорошо бы попытаться там снять векторную диаграмму вторичного излучения.
– Попробую, если…
Дальше я не расслышал. Мешал треск разрядов.
Прошло минут пять.
– Ну, как у вас дела, Шеманский? – спросила Беата.
– Стою, как соляной столб.
– Вот и умница! – В ее голосе мне почудилась насмешка.
Все это начинало меня бесить. Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы останавливаться на полпути и служить объектом иронии какой-то девчонки.
Я сделал несколько глубоких вдохов и отправился искать Арсеньева с твердым намерением объясниться здесь же начистоту.
Пройдя по коридору несколько сот шагов, я обнаружил, что он раздваивается.
– Алексей Николаевич! – позвал я.
Никакого ответа.
Не имело смысла гадать, в каком из коридоров он мог находиться. Я свернул налево.
В красном свете неоновой лампочки индикатора электростатического поля, горевшей на моем шлеме, многочисленные двери, обитые свинцовыми листами, отливали тусклым металлическим блеском. Я попробовал открыть одну из них, она оказалась запертой.
Я пошел дальше. Мария много рассказывала мне об установке, но я никогда не предполагал, что это такое грандиозное сооружение. Настоящий подземный город.
Неожиданно впереди мелькнул голубоватый свет.
– Алексей Николаевич! – снова позвал я.
Опять нет ответа, только треск разрядов.
Сначала мне показалось, что одна из дверей усеяна сотнями маленьких лампочек. Подойдя ближе, я понял, что это светлячки, о которых рассказывала Беата. Они сидели на свинцовой обивке двери среди странных наростов, напоминавших кактусы.
Я уже не мог тратить время на то, чтобы получше их разглядеть. Прошло более двадцати минут, как я расстался с Арсеньевым. Он уже мог вернуться. Легко представить себе его ярость, когда он увидит, что меня нет на месте.
Я прошел еще немного и уже собирался повернуть назад, когда заметил яркое пятно света вдали.
Часть коридора в этом месте была разрушена. В большом проломе виднелось голубое небо. Впереди коридор был завален обломками бетона вперемешку со стальными конструкциями. Слева в стене зияло большое отверстие. Я заглянул туда. В огромном зале перед параболическим экраном стояла человеческая фигура.
«Арсеньев? Но почему он без скафандра?» В его неподвижности было что-то зловещее.
Я пролез в проем и побежал к нему. Бешено колотилось сердце от бега. Я задыхался, перед глазами мелькали красные пятна. Смотровое стекло запотело от учащенного дыхания.
Я остановился, чтобы продуть шлем…
Это был не Арсеньев. Вполоборота ко мне, прижав левую руку к груди, стояла… Мария! Нет, не Мария, а ее статуя, отлитая с необычайным искусством из зеленоватого тусклого металла.
Я сделал несколько шагов вперед.
Очень медленно, как это бывает только во сне, она повернула голову и улыбнулась.
Дальше все потонуло в клочьях серого тумана, перешедшего в густой плотный мрак.
* * *Мне очень трудно восстановить в памяти все, что было дальше.
Очевидно, я долго находился в бессознательном состоянии.
Когда я открыл глаза, то лежал на полу без шлема. Моя голова покоилась на гладких металлических коленях.
– Очнулся? – спросила Мария, кладя мне на лоб ледяную руку. – Мне пришлось снять с тебя шлем. Кончился кислород, и ты начал задыхаться.
«Теперь уже все равно», – подумал я.
– Я знала, что придешь.
– Что с тобой случилось? – спросил я.
– Не знаю. Я очень плохо помню тот день. В памяти осталась только вспышка света, а потом наступила вот эта странная скованность. – Она провела рукой по моим волосам. – Ты мало изменился.
– Вот только поседел, – сказал я.
– Как я рада, что ты здесь. Ведь мне почти никого не приходится видеть.
– Разве… у тебя кто-нибудь бывает?
– Один раз приходил какой-то парень с девушкой. Они были в таких же скафандрах, как ты. Я просила их забрать меня отсюда, но они сказали, что это пока невозможно. Я очень радиоактивна. Обещали потом что-нибудь сделать. Вот теперь я и тебя погубила. Ведь ты без шлема.
– Ах, теперь все равно, – сказал я.
– Милый!
Зеленая металлическая маска склонилась над моим лицом. Я в ужасе закрыл глаза, почувствовав прикосновение холодных твердых губ.
– Милый!
Острые как бритвы ногти вонзились мне в плечо.
Дальше терпеть эту пытку не было сил.
– Пусти!!!
* * *Я открыл глаза. Склонившись надо мной, стояла Беата.
– Ну вот! Опять расплескал все, – сказала она, стараясь разжать ложкой мне губы.
– Беата?!
– Слава богу, узнали! – засмеялась она. – А ну, немедленно принять лекарство!
– Где я?
– На базе. Ну и задали же вы нам хлопот! Арсеньев с Юрой целый час вас разыскивали в этих катакомбах. Назад тащили на руках. Ваше счастье, что были в бессознательном состоянии. Дал бы вам Алексей Николаевич перцу!
– Где меня нашли?
– У статуи.
– Значит, это правда?!
– Что именно?
– То, что… статуя… живая.
– Глупости! С чего это вы взяли?
– Но… она… шевелилась.
– Игра расстроенного воображения. Наслушались моих рассказов о светляках, и вот почудилось невесть что. Не зря Арсеньев не хотел вас туда пускать. А я-то, дура, еще за вас просила!
Я никак не мог собраться с мыслями.
– Откуда же эта статуя?
– В момент аварии ваша жена стояла перед параболическим экраном, на пути потока излучения. Очевидно, пройдя через нее, поток как-то изменил собственную структуру и выбил из поверхности экрана ее изображение, сконцентрировавшееся в фокусе параболоида. Впрочем, Юра вам расскажет об этом более подробно, я не сильна в физике.
– А что Арсеньев намерен с ней делать?
– Положить в свинцовый гроб и зарыть в землю. Она вся состоит из радиоактивных элементов. Люшин облучился, когда пытался ее исследовать.
– Скажите, – спросил я, помолчав, – Алексей Николаевич очень на меня сердится?
– Очень.
– А вы?
– Убить готова! К счастью, вас сегодня отправят в город.
Я подождал, пока за ней закрылась дверь, расстегнул на груди рубашку и поглядел на левое плечо… Там были четыре глубокие ссадины… Вероятно, я поранился, когда упал.
В атолле
Мы все стояли на берегу и смотрели на удаляющийся «Альбатрос». Он был уже так далеко от нас, что я не мог рассмотреть, есть ли на палубе люди. Потом из трубы появилось белое облачко пара, а спустя несколько секунд мы услышали протяжный вой.
– Все, – сказал папа. – Теперь мы можем сколько угодно играть в робинзонов: у нас есть