У Бёма были и другие поводы для радости. Утром, сев за стол, он несколько часов обрабатывал документы, ордеры на арест и запросы информации. Из России поступали обнадёживающие новости, в Харькове немецкие войска достигли своих целей, а в Кракове было принято решение ликвидировать еврейское гетто – необходимая работа, но жестокая и неизящная. Во время службы в Польше он чувствовал, что его дух начинает огрубевать. Нижним чинам гестапо нередко недоставало необходимого морального стержня, и они проживали день за днём, напиваясь или принимая «витамины», которые им направо и налево выдавали офицеры. Бём тогда с интересом вслушивался в разговоры о более эффективных методах избавления от нежелательных людей и верил, что их использование облегчит нелёгкую задачу очистки рейха.
Славяне, как и евреи, безнадёжны. Единственный гуманный выход – стереть их с лица земли как можно быстрее и эффективнее. В Восточной Европе было достаточно действовать с точностью молотка. Здесь же, во Франции, работа походила скорее на скальпель. Этим инструментом и являлся Бём – скальпелем с тонким, очень точным, надёжным лезвием.
Капитан Геллер постучался и открыл дверь, заставив Бёма оторваться от дел.
– Да?
– Господин майор, хотел показать вам вот это.
На столе Бёма оказался листок дешёвой писчей бумаги. Надпись была выполнена печатными буквами – неловкая попытка скрыть личность автора. «Анри Фиокка тратет деньги на аружие, а не на рабочих. Все это знают». Писатель умудрился сделать две ошибки в десяти словах.
Бём не стал прикасаться к листку.
– Кто это написал?
– Человек по имени Пьер Гастон, господин майор. Был уволен с фабрики Фиокка в прошлом месяце за хроническое пьянство.
Бём вздохнул. Удивительно, насколько свойственно французам использовать гестапо ради собственной мелочной мести. Но последнее предложение «все это знают» заставляло задуматься.
– Вы допросили месье Гастона?
Сержант кивнул, и у него дернулась щека. Это означало, что процесс был не из приятных. И не потому, что сержанту не нравилось проявлять жестокость. Просто он относился к человеку, к которому приходилось её проявлять, с презрением.
– Дурак и пьяница, но от своих слов не отказался, – ответил Геллер. – Рассказал, что на фабрике много бунтарских разговоров. Несколько раз он слышал, как рабочие хвастались, что их босс сотрудничает с Сопротивлением.
Бём внимательно смотрел на Геллера. У того в запасе явно было что-то ещё, что-то приятное.
– И? Говорите.
– Господин майор, как вы и рекомендовали, я поискал фамилии, которые он назвал, в нашей картотеке, и нашёл среди них рабочего, который был замечен в торговле на чёрном рынке. Мы очень тихо его обработали, я обрисовал ему его варианты, и он готов сотрудничать. Фиокка однозначно финансирует местную ячейку Сопротивления, а Мишель, мой источник, назвал ещё пару имен из других регионов. Этих людей взяли под слежку. Мишель утверждает, что они – в составе группы Белой Мыши. Ещё он утверждает, что Фиокка финансировал состоявшееся на прошлой неделе перемещение на лодке двадцати заключённых с пляжа на востоке Марселя.
Бём был впечатлён. При должной тренировке Геллер может пойти далеко. Он прекрасный пример того типа людей, на чьих плечах будет зиждиться тысячелетний рейх.
– Протокол допроса Мишеля.
Геллер аккуратно, как кошка кладёт мышь к ногам хозяина, положил поверх анонимного письма папку с металлическими кольцами. На этот раз Бём взял папку и начал читать, время от времени кивая.
– И никто не знает, что мы контактируем с этим Мишелем?
– Нет, господин майор. Если только он сам не рассказал.
– Отличная работа, Геллер.
Капитан просиял.
– Какие будут приказы?
Бём отложил папку и улыбнулся Геллеру с видом благодушного учителя.
– А вы сами что бы предприняли, капитан?
Геллер захлопал глазами.
– Господин майор, я бы не стал раскрывать наше присутствие и оперативно арестовывать тех, за кем мы следим, но мы могли бы вызвать на допрос Фиокка и сделать вид, что это из-за пьяной болтовни его работника, и посмотреть, что можно из него выжать.
– Очень хорошо. Мне нужно размять ноги, Геллер. Подайте машину, и поедем за Фиокка вместе. И пусть к нашему возвращению у меня в кабинете лежит отчёт об этом инциденте с лодкой. Я хочу ещё раз на него взглянуть.
Бём протянул руку, и Геллер подал ему ордер на арест Фиокка и изъятие его документов. Тот поставил размашистую подпись.
8
С семи утра Анри работал в своём кабинете. С тех пор как десять лет назад он начал управлять семейным бизнесом, у него вошло в привычку проводить первую половину пятницы за разбором документов, которые копились на столе в течение недели. Немалую их часть он возвращал секретарю, мадемуазель Буаи, со своими комментариями и вопросами для адвокатов и бухгалтеров – и всё это ещё до того, как на производство, располагающееся под офисными помещениями, приходили рабочие, и тишина первых часов постепенно заполнялась телефонными звонками, торопливыми шагами, грохотом тележек в коридорах. Нарастающий шум производственных процессов действовал на него успокаивающе.
Ему так часто приходилось ездить на встречи с деловыми партнёрами в отели, на фабрики и кабинеты юристов, что он берёг эти тихие пятничные утренние часы. В это время можно было спокойно подумать и найти решение любой проблемы, не мешая производственному процессу. Он не видел нужды менять этот порядок и после начала войны, хотя теперь Нэнси была гораздо более занята и уже не могла так часто обедать с ним вместе, как это было до падения Франции. Тем было более странно, что секретарь постучала в дверь, когда кофе ещё не остыл, а работа с документами была в самом разгаре. Анри пригласил её войти.
– Месье Фиокка… – Её худенькое тело, обычно вытянутое в струнку, трясло так, что она вцепилась в ручку двери. Он снял очки и ободряюще улыбнулся.
– Что случилось, мадемуазель Буаи?
– Там… люди пришли.
Он быстро встал, подошёл к окну и шумно выдохнул. У входа в здание стояли три большие чёрные машины. Рядом с одной из них стоял водитель, но он не курил и не глазел по сторонам от нечего делать, как обычный солдат. Он держал руки за спиной и смотрел прямо перед собой. Гестапо.
Мадемуазель Буаи всё ещё держалась за дверь.
– Мне только что сказал месье Калан – они уже допрашивают людей на производстве и проверяют документы в архиве. Что мне делать?
Анри перевёл взгляд на порт Жёльет, на свои доки и корабли, стоящие на лазурных водах Средиземного моря.
– Возвращайтесь к работе, мадемуазель, – сказал он. – Я уверен, что они доберутся и до нас.
Он вернулся за свой стол, и его помощница вышла, закрыв за собой дверь. Анри дочитал до конца