— На мне и без того много клятв.
— Пять. Разве это много?
Он нахмурился, но не стал требовать с меня ответа, откуда я знаю о количестве принесенных им клятв, сказал лишь:
— Разумеется. Любая клятва — это дополнительное ограничение.
— Я от вас только потребую не передавать ничего и никому из того, что прозвучало в нашем разговоре, и ничего из того, о чем вы, возможно, догадываетесь в отношении меня. Я не требую от вас присягать мне на верность или не использовать, то, что вы сегодня узнали.
Он немного поколебался, потом сказал:
— Хорошо, такая формулировка меня устраивает.
И не откладывая дела в долгий ящик, сразу принес клятву, полностью меня обезоружив.
— Поехали? — спросил он. — Право слово, дело отлагательств не терпит. Боюсь я за ученика.
— Хорошо, — согласился я и позвонил дяде, предупредить, что ненадолго отъеду под предлогом обследования на артефакте. Дядю это не обрадовало, но я ему сказал, что все дело в моих дополнительных возможностях.
— Кстати, — обрадовался Зимин, — я могу вам выписать свидетельство о количестве кругов силы. И мне даже Живетьева ничего предъявить не сможет. Я не гарантирую, конечно, что она не поставит пиявку заново, но при таком документе желания у нее поубавится.
Я только хмыкнул, намекая, что как она поставит — так я и сниму, но вслух сказал:
— Я не дам ей возможности использовать на мне магию.
— Так она вас и будет спрашивать. Ходят слухи, что она может использовать артефакт на значительном расстоянии.
— Артефакт? — удивился я. — Я думал, она вручную ставит.
— Нет, там именно артефакт, который она настраивает заранее, а дальше лишь изображает, что творит магию.
Пожалуй, один из рычагов давления Арина Ивановна точно потеряла, то-то сейчас так бесится. Если, конечно, слух об артефакте не запустила она сама.
— А снимала она тоже артефактом?
— Нет, как раз снимать можно без него. Говорят, она даже не всегда делает это сама…
— Так, Иннокентий Петрович, ваш ученик сегодня меня видеть не должен, как, впрочем, и вас. Вы мне покажете, где он живет, а дальше я действую сам.
В конце концов, присутствием Огонькова в Дальграде грех не воспользоваться. Его, кстати, тоже стоит проверить — и если нового блока на нем не найдется, то Зимин прав и ценный живетьевский артефакт лежит в контейнере в домике на Изнанке. Можно сказать, почти на территории самих Живетьевых, только немного на другой стороне бытия.
Глава 9
Я думал, что мы поедем домой к Павлу, но Зимин сообщил, что ученик не дома. Не знаю уж, как он это отслеживал — магически или технически — но приехали мы к бару, остановились чуть поодаль, и я открыл дверцу машины.
— Вам, наверное, фотография нужна? — спохватился Зимин. — Для опознания.
— Не думаю, что там будет много с заблокированной магией.
Зимин вздохнул.
— Теоретически, там может быть и не один. Этот бар облюбовала наша братия, а напиваются обычно с серьезными проблемами.
— Если будет не один, сниму со всех, — решил я.
— Мы будем перед вами в неоплатном долгу. На самом деле, это очень серьезная проблема.
— Я вам расскажу, как снимать блоки, а вы поделитесь знанием с другими целителями. Но под клятву, чтобы никто не узнал источника, потому что Живетьевы — слишком серьезная сила, чтобы ее игнорировать.
— О-о-о, — восторженно выдохнул Зимин, собираясь с силами для благодарственной речи.
Но я ее слушать не стал, выскочил из машины, чуть отошел, чтобы не на глазах у целителя использовать заклинания, а затем ушел в невидимость.
С заблокированной магией обнаружились трое, причем один из них — печально известный Огоньков, который не иначе как натренированным нюхом нашел в столице место, где можно напиться в компании коллег. Несмотря на очередной блок, унывающим он не выглядел и радостно что-то вещал сидящему рядом с ним целителю, тоже с заблокированной магией. Тот был изрядно пьян и полон скепсиса, но слушал внимательно.
— Здесь главное что? — говорил Огоньков. — Уверенность в своих силах и желание помогать людям. Нужна цель.
— Вот, например… — он задумался.
— Рядом есть детская онкологическая больница, — прошептал я ему прямо в ухо.
Огоньков даже не дернулся, посчитав это гласом свыше. От богов, которые за ним присматривали. Он радостно воздел руку к небу и сказал:
— Вот, например, нужно дать зарок, что, получив назад свою магию, я пойду исцелять детей в Онкологическую больницу. Сразу пойду. Вот сейчас получу — и пойду.
Я не стал стоять на пути его желания и снял блок, что Огоньков тут же продемонстрировал своему собеседнику.
— Но этого не может быть, — вытаращился тот на руки Огонькова.
— Против желания исцелять людей ничего не устоит, — гордо сказал тот. — Вы можете тут напиваться и дальше, а я пойду туда, куда обещал.
Он встал и покачнулся. В таком виде отправлять его кого-то исцелять было попросту опасно: он не только не исцелит, а еще от себя добавит.
— Тебя протрезвить надо, — понял это и его собеседник. — Я умею. Умел… Черт возьми, да я готов в этой больнице дневать и ночевать, если ко мне вернется магия. Слово даю.
Ему я магию вернул тоже. В баре воцарилась тишина, как только все осознали случившееся.
— Брат, — заявил Огоньков, приобнимая целителя, не сколько из чувства родства, сколько чтобы не свалиться. — По духу. Целительство — наша внутренняя сила. Идем же.
— Идем — согласился тот. — Но сначала…
Он парой движений скастовал отрезвление на себя и Огонькова, после чего они отправились к двери.
— Я с вами, — спохватился третий. — Тоже даю зарок помогать детям.
Он с такой надеждой уставился вверх, что я его решил тоже не разочаровывать и снял блок. В больницу отправились три целителя, а я покинул бар вслед за ними и вернулся к Зимину.
— Был среди ушедших ваш ученик?
— Был. Выходил в обнимку с вашим Огоньковым, который в последнее время не слезает со страниц газет.
— Живетьева ему опять магию блоканула, — заметил я. — Второй раз.
А это значило, что никакого артефакта у нее для этих целей не было, или он не хранился в сейфе. В последнем я сомневался