Крупный туман подобрался, посветлел и окончательно превратился в плотный моросящий дождь. Я забрался в салон и стал возиться с метателем, собирая тяжелую машинку и готовя подвес для нее в широком проеме. Откровенно, в такую погоду я бы предпочел летать с закрытой дверью, но кто знает, что ждет меня рядом с моим убежищем? Придется терпеть мокрое нутро машины и влажные вещи. Возня с неуклюжей лязгающей железкой, местами поблескивающей бронзой, отогнала мысли о планах на будущее. Как всегда, непосредственная опасность вытеснила из головы все мечты и задумки. После примерно получасового копошения все было готово, оставалось проверить работу залежавшегося без дела оружия и расчехлить подзорную трубу.
Я всмотрелся в мокрую серость неба и лужайки, окруженную мрачными стенами темного леса – буро-черного уже от природы, но еще более насупившегося под, кажется, вечным дождем. Лязгнул металл, тяжелый острый болт послушно выскочил из магазина, притянутый планетой, и скользнул, толкаемый возвращающимся досылателем, в подпружиненные лапки, удержавшие его в фокусе кристалла. Отчего-то чаще забилось сердце. Извечный момент истины для любого творца. Считаешь, проектируешь, строишь, но до последнего не уверен, что все будет работать как задумано. Практика – критерий истины! Задержав дыхание и никуда особенно не целясь, я плавно, но решительно вжал рычаг привода в приклад. Зажужжал разбуженный маховик с кристаллом, болт шевельнулся, удерживаемый лапками, и внезапно вырвался с резким, почти музыкальным звоном, чтобы полсекунды спустя, мелькнув светлым росчерком, безнадежно исчезнуть в дожде.
Удовлетворенно улыбнувшись, я ласково погладил орудие убийства по кожуху – работает, а значит, пора двигаться дальше.
Привязав метатель, чтобы его не болтало в полете, перебрался на пилотское место и внезапно подумал, таращась на ручейки воды на лобовом остеклении, что я буду делать, если, например, откажет привод самолета? Вокруг дикий лес. Съедобных деревьев, кроме местного аналога бамбука, я не знаю, да и топора, чтобы срубить, если понадобится, такого великана у меня нет. Ориентироваться в однородной серой хмари совершенно невозможно даже здесь, на открытой прогалине, не говоря уже о дремучей тьме под кронами. До ближайших человеческих поселений, по моим оценкам, километров сто. Но их еще найти надо! Вокруг царила мокрая тишина, ветер если и был, то очень слабый. Деревья стояли мертвыми неподвижными великанами, и только бесконечный мелкий дождь опускался с облаков медлительным потоком. Как же мне повезло в тот раз, когда я впервые попал на Мау! Попал там – в Облачном крае, где съедобных растений, кроме орешка, совсем нет, а живность, если и существует, то ползает по дну глубоких озер. Не наткнись я на людей, моя судьба была бы предрешена.
Передернуло, я стряхнул минутное наваждение и решительно потянул на себя рычаг, вводивший чебурашку вертикальной тяги в фокус настроенного Аной привода. Самолет шевельнулся, скрипнул, легко оторвался, и я облегченно выдохнул – вперед!
Пропустить скалы и обрывы, отделявшие Облачный край от обширной долины Дона, практически невозможно. Поэтому я не особенно волновался о выборе направления. Летим на восток, как увижу стену, пойду вдоль нее на юг – рано или поздно силуэт знакомого утеса сам выпрыгнет на меня. Так и оказалось, хотя из-за дождя и низкой облачности пришлось идти очень низко и, как следствие, очень медленно. Когда, казалось, не торопясь приближаться, знакомая скала затемнела сквозь мелкую морось, я уже начал немного переживать – не проскочил ли южнее.
Верхушка утеса лишь немного не дотягивала до облаков. Мокрые блестящие уступы срывались отвесными стенами в лесное море у подножия. Курились жидким голубоватым дымом остатки крыши моего убежища. Уютная расщелина, приютившая дом и мастерскую, словила, как дупло гнилого зуба ловит пломбу стоматолога, мощный магический заряд. Все, что еще недавно таилось там, дожидаясь хозяина, превратилось в изломанные обгоревшие останки, щедро заливаемые вездесущей влагой. Крыша, по совместительству служившая мне аэродромом, рухнула и сгорела, раздавленная взрывом. Небольшая площадка, где стоял мой первый самолет, уцелела, чего нельзя было сказать о последнем – несчастная птичка превратилась в суповой набор, разбросанный у подножия скальной стены.
Повиснув над лесом, я рассматривал бывший дом. Со стороны обрыва он производил сильное впечатление, напоминая темный восьмидесятиметровый форштевень гигантского корабля, медленно разрезавшего лесное море в туманных потоках мелкого дождя между ним и нависшим небом. Со стороны плато он, конечно, был намного ниже – вероятно, не более двадцати метров, но и этой высоты мокрой отвесной скалы было более чем достаточно, чтобы без альпинистского снаряжения или самолета никто не мог добраться до расщелины, обращенной на запад. Кто бы ни атаковал его, он сделал это именно оттуда, от края пропасти, наводя свой удар вслепую. Свою незрячесть неведомый противник компенсировал изрядной мощью. Хотя, почему неведомый? Кто еще, кроме скелле, мог такое сделать? И кто среди них, кроме части истинных сестер, хранил столь упорную и неукротимую злобу не только ко мне, но и ко всему, что как-то меня касалось?
Я осмотрелся через подзорную трубу – носителей искусства видно не было. Мне бы успокоиться и заняться осмотром разрушенного убежища, но, как всегда, перевесило любопытство. Порыться в останках гаснущего пожара всегда успеется! Интересно взглянуть на тех, кто это сделал. Каюсь, в очередной раз разум уступил гормонам – желание посмотреть на вандалов, осквернивших мое убежище, подпитывалось изрядной толикой раздражения и злости. Вполне разумное желание вести игру по собственным правилам съежилось и отступило, ошпаренное выплеском тестостерона. От момента, когда я заметил вспышку, прошло часа полтора земного времени. Уйти скелле могли только в сторону прохода, ведущего с плато вниз к небольшому городку Саэмдилу – местному центру торговли и, как водится, контрабанды ценным орешком, произраставшим исключительно по окраине плато. Судя по гаснущему пожару, идут они уже не меньше часа, для меня – пять минут лета.
Асавера ненавидела этот бесконечный дождь, этот забытый богами лесной угол, но еще больше она ненавидела того неизвестного ей эля, из-за которого вынуждена была покинуть уютный и обустроенный солнечный Арракис по приказу старшей сестры. Она никогда не отличалась особой сообразительностью или способностями к медицине, зато с детства демонстрировала изрядную мощь своего дара. Воспитателям стоило немалых трудов защитить от него не только интернат и других девочек, но и саму Асаверу. Все это предопределило ее судьбу – став скелле, она была направлена в особый закрытый пансион, где сестры готовили боевых магов. Уже начав учебу, с запозданием поняла, что если хочет остаться в долине, а не