Раздумья напомнили ему вчерашний странный эпизод в парке.
— Вася, ты слышал такое название: Дарьины ключи?
Василий, хоть и был в изрядном подпитии, среагировал мгновенно: как-то болезненно передернулся, у него выплеснулась водка из стакана, улыбка сползла с губ, на лице проступило смешанное выражение беспокойства и растерянности. Он поставил стакан на стол и погрузил в него взгляд, как бы собираясь с мыслями.
— В сущности, вы приезжие, чужие в наших краях, — заключил он, — не надо вам втягиваться в то, что здесь творится. Натерпитесь страху только. Ведь как люди неведомое воспринимают: что непонятно — то пугающе. А что пугает, вызывает защитную агрессию… Кто вам сказал про Дарьины ключи?
— Да старикан один психованный, — хмыкнул Ярик. — Пристал к Максу на бульваре, о помощи какой-то гундозил. Явно не в себе.
— Вас просил о помощи?.. Ну да, вы же пианист, это понятно, — пробормотал Василий и снова задумался.
— Слышь, очкарик, что ты там бурчишь себе под нос? — фамильярно хохотнул Ярослав. — Раз пианист, то, стало быть, любой приставала в порядке вещей?
— Пианист… — медленно повторил Василий, — он тоже был пианистом, знаменитым, причем. Неужели не узнали, Максим Евгеньевич? Это ведь Веренский, забыли, что ли?
— Веренский?! — поразился Максим. — Этот страшный, изможденный старик — Веренский?! Подумать только. Какая ужасная перемена! Я никогда не был поклонником его таланта, но буквально пять лет назад он был повсеместно известен, как признанный виртуоз и один из лучших исполнителей Шопена. Потом внезапно исчез с концертной арены. Что с ним случилось? Хотя, после вчерашней встречи, могу предположить, что бедняга лишился рассудка. Вид у него поистине безумный.
— Напрасно, Максим Евгеньевич, напрасно вы сделали такой вывод. Психически Веренский здоров. Подкосили его несчастья: одну за другой он потерял жену и дочь. Конечно, выслушав его «бредни», каждый утвердится в мнении, что старик спятил, хотя и не старик он вовсе, по моим подсчетам ему нет и пятидесяти.
А знаете, пожалуй, я со своей стороны попрошу вас сходить в Дарьины ключи. Веренский верно рассчитал, возможно, вы единственный, кто может ему помочь. Я вас провожу, вот только сосну чуток на травке. Глаза слипаются, сил нет. — У Василия и вправду опускались веки, его качало на стуле, а речь все больше походила на невнятное бормотание: — Развезло от вашей водочки. Я вообще-то редко пью…не какой-нибудь пьяница бездонный… а тут не сдержался: уха из свежатины, да знатная компания… не то что госинспектор — богомолец станет грешником…
— Эге, брат, да ты сейчас свалишься, — озаботился Ярик. — Сеня, хватай гостя, пока не грохнулся, уложи вон под тем деревцем, пусть проспится. А то получится, что мы парня при исполнении споили.
Ярик и сам был навеселе; откушав напоследок крепкого кофе, разоблачился до трусов и полез в реку, где принялся резвиться с грацией бегемота, поднимая тучи брызг, грузно шлепаясь в воду, как автомобиль, упавший с моста.
Максим купаться отказался, прилег на покрывало, расстеленное на траве, неподалеку от сладко сопящего Василия, и задремал.
Через два часа молодой инспектор пробудился. Охранники уже носили вещи в машины, пора было возвращаться в отель.
— Ну что, Вася, проспал рабочий день? — поддел Ярик. — Над тобой начальство есть, или как?
— Начальство по лесу не шастает, оно в кабинетах сидит, — отозвался Василий. Он протирал стекла очков. — Так что решили? Едем в Дарьины ключи? Отсюда совсем близко.
— О-па! — сказал Ярик. — Я надеялся, что из тебя дурь выветриться вместе с хмелем. Сам же отсоветовал вникать в ваши местные глюки.
— Другим бы отсоветовал, но буду я последний дурак, если не воспользуюсь присутствием знаменитого пианиста.
— Дался вам пианист! В чем дело, черт возьми?! Можешь ты толком объяснить?
— Пока не дойдем до места, ничего не скажу. Все равно не поверите. Увидите своими глазами, вернее — услышите, тогда поговорим.
— Ладно, развлеклись — и по машинам, — решительно распорядился Ярик. — Спасибо тебе, Вася, за компанию, удачи, друг! Бог даст, свидимся. Макс, садись в машину, ехать пора.
Максим, привыкший во всем полагаться на Ярослава, пожал руку Василию и пошел к автомобилю.
— Что ж, прощайте, — сказал вслед инспектор. — А ведь могли спасти человека.
Максим остановился и обернулся.
— Да-да, — продолжал Василий. — Если бы речь шла о самом Веренском, я бы даже не плюнул в его сторону. А девушку жалко. Она ни в чем не виновата. За грехи папаши расплачивается. — Он придвинулся к Максиму и заговорил быстро, вполголоса, так же как за столом бросая пугливые взгляды по сторонам: — А все из-за этого проклятого пианино. Откуда чертовщина в доме завелась, даже сам Леонид Ефимыч не знает. По наследству от бабок да прабабок перешло. Дьявольский антиквариат, искушение, на этом Веренский и попался…
Он вдруг осекся на полуслове, глаза его застыли на одной точке, на чем-то, что было позади Максима, он забыл захлопнуть рот и стал походить на экспонат в музее восковых фигур.
Максим невольно оглянулся и увидел какое-то движение в лесу. Уже смеркалось, и лес потемнел, чаща совсем не просматривалась, примолкли птицы, листья не шелестели, стояла полнейшая и какая-то напряженная тишина, как перед сильной бурей.
Из зарослей приближалось серое пятно, размытое в сумеречной дымке под низкими кронами. Охранники мгновенно подобрались, встревоженные реакцией Василия, Арсений даже вытащил пистолет. У Максима от предчувствия чего-то мистического, навеянного разрозненными фразами Василия, мурашки поползли по спине.
На поляну между тем вышел совершенно обычный человек, на вид ничем не примечательный, низенький, полный, с круглым брюшком — начинающий лысеть мужчина лет сорока или чуть больше того. У него были толстые губы, нос картошкой, глазки маленькие и быстрые со смешливой мужицкой хитринкой. В его облике не было ничего, что могло бы насторожить охрану. Единственная странность бросалась в глаза — тем резче, что действие происходило в лесном заповеднике: мужичок был одет в белоснежную рубашку и дорогой, отлично сшитый костюм — серый, из добротной ткани, с металлическим лоском. Под расстегнутым пиджаком, на выпиравшем животе, лежал неожиданно щегольский галстук ярких тонов, прихваченный золотым зажимом с камнем, на ногах — новенькие блестящие туфли, идеально чистые, без единой пылинки. Наряд этот почему-то не вязался с внешностью незнакомца, создавалось впечатление, что деревенского жителя вдруг обрядили ни к селу, ни к городу в дорогостоящую пару. Тем более что он не приехал на машине — грунтовая дорога находилась в стороне — а прошел сквозь самые дебри.
Шел мужчина неуклюжей подпрыгивающей походкой, свесив голову и глядя себе под ноги, при этом бормотал что-то, будто разговаривал сам с собой.
Арсений встал у путника на пути, когда тот почти приблизился к группе.
— Мужик, траекторию смени, — сказал охранник. — Тебе