Сосновский решился в одну секунду. Жажда приключений, охотничий азарт — всё это промелькнуло в его голове. И, пристально вглядываясь в глаза Краснопёрова, он произнес:
— Рассказывай, что там за военная тайна.
— Не сейчас... — Краснопёров как будто съежился на глазах, — разговор будет не простой... Для него нужно время. Предупреждаю сразу: ничего хорошего ты не услышишь.
— Я уже понял, — Володя пожал плечами.
— История сложная, неприятная... — Краснопёров тяжело вздохнул, — я сам узнал случайно... И с первого раза не поверил... Никогда не думал, что до такого можно дойти! Это просто ужасно.
— Намекни хоть, о чем! — любопытство Володи зашкаливало.
— Я расскажу тебе все подробно... Но не сейчас. Скажи, ты занят сегодня ночью? Ты можешь часик где-то погулять, а затем вернуться сюда? К тому времени я их выпровожу, и мы сможем поговорить спокойно, — Краснопёров с надеждой смотрел на Володю. — Это долго рассказывать. И доказательства всего этого ужаса у меня существуют. Так как, сможешь?
— Смогу, конечно, — Володе уже самому стало интересно настолько, что он решил не отступать, — я приду, обязательно. Но ты все-таки намекни, о чем пойдет разговор, о чем история.
— О призраках, — Краснопёров вперил в Володю тяжелый и будто бы испуганный взгляд. — Это история о призраках.
— О призраках? — Володя нахмурился. — Ты имеешь в виду этого афериста — гипнотизера Орлова, бывшего политзаключенного из Тюремного замка на Люстдорфской дороге? Опять Призрак? Он нагадил здесь достаточно и снова появился в городе?
— Нет-нет! — Краснопёров даже замахал руками, так рьяно он отрицал Володины слова. — Это здесь совсем ни при чем! Совсем, совсем другое!
— Не понимаю... — Володя пытался понять, но не мог, странное поведение Краснопёрова сбивало его с толку. — Что же тогда? Кто они, эти призраки?
— Это подземные призраки Аккермана... — еле слышно прошептал Краснопёров. Лицо его при этом исказилось каким-то первобытным ужасом, настолько сильным, что от этого зрелища у Володи даже перехватило дыхание.
— Сейчас уходи, — Краснопёров направился к двери, и, когда ее открывал, Сосновский заметил, что руки его дрожат, — уходи как можно быстрее! Ни слова больше.
Последним, что видел Володя, выходя из помещения редакции, было белое, искаженное ужасом лицо Краснопёрова. Что бы это ни было, оно чрезвычайно напугало его. А значит, все это очень серьезно.
На улице снова пошел дождь. Володя стоял под аркой входа, раздумывая, куда податься на час, и глядя, как текут по гладким булыжникам мостовой бесконечные дождевые ручьи. Затем, запахнув поплотнее плащ, он шагнул в дождь, который сразу обжег его резкостью холодных струй.
На Греческой был еще открыт небольшой пивной бар, и Володя зашел туда, чтобы немного согреться и переждать положенное время. Внутри было душно, накурено, и толпилось довольно много людей. Шум висел плотным грозовым облаком. Взяв кружку с пивом, Володя присел к самому дальнему столику под стеной. Никто не обращал на него никакого внимания.
— Наше вас здрасьте с кисточкой! — раздался вдруг знакомый голос, и Володя узнал Мейера Зайдера, адъютанта Японца по кличке Майорчик. Странно было видеть его в таком месте.
— Шоб мои глаза выкишнулись, но шоб я был за себе здоров, если б за тебя не видел, как ты по ночам на работу шастаешь! — бодро затараторил Майорчик. — До редакции своей пошто заходил?
И, поймав удивленный Володин взгляд, добавил:
— Люди мои сегодня ночью до редакции твоей смотрят. Так вот, хочу предупредить: не делай себе гембель за чужие кости! Зубы до юшки сотрешь, а гланды все равно простудишь! Не хипишись! — и, махнув на прощание ручкой, растворился в толпе.
Встревоженный предупреждением Майорчика, из которого он ничего не понял, Володя растерялся настолько, что не успел ничего спросить. Оставалось ждать, думая о том, что происходит и почему в эту ночь редакция с освещенными окнами вызвала у людей Японца такой повышенный интерес.
Майорчик открытым текстом сказал о том, чтобы Володя куда-то не лез. Куда? Может, это как-то связано с историей Краснопёрова? Происходящее нравилось Сосновскому все меньше и меньше.
Дождь закончился, но принес с собой холод. Володя зябко ежился, ступая к Дерибасовской по мокрым камням.
Окна в здании были темны, а входная дверь почему-то распахнута. Вахтер спал за своим столом, уронив голову на скрещенные руки. По холлу бывшей гостиницы гулко раздавался его мощный храп.
Володя толкнул дверь редакции — света не было ни в комнатах, ни в коридоре. Он двинулся на ощупь в темноте. Единственная полоска света пробивалась из-под двери кабинета Краснопёрова и выглядела довольно зловеще.
Дверь была не заперта. Володя толкнул ее.
Антон Краснопёров сидел за столом, уронив голову на сомкнутые руки. В первую минуту Сосновскому показалось, что он, как в холле вахтер, спит.
Но потом... На полу под столом было что-то вязкое и багровое. Володя осторожно приблизился, тронул Краснопёрова за плечо. И тот... свалился со стула.
Главный редактор был мертв. Ему перерезали горло — оттуда и натекла под стол такая большая лужа крови, застывающая на глазах. Преодолевая ужас, Володя склонился над трупом. Горло было перерезано от уха до уха. Но самым страшным было то, что убийца вырезал глаза. Вместо них остались ужасающие багровые впадины, придававшие лицу трупа особо страшное выражение. А во рту Краснопёрова, вонзенный прямо в высунутый язык, торчал острый бронзовый кинжал с резной ручкой, покрытый какими-то странными иероглифами или письменами. Он был похож на ритуальный. Судя по всему, это и было орудие убийства.
В том, что убийца вырезал глаза, а потом пронзил кинжалом язык, был какой-то ужасающий смысл. В этом содержалось явное зашифрованное послание.
Володя прикоснулся к трупу рукой. Тело было еще теплым, а значит, Антона Краснопёрова убили совсем недавно. Сосновскому вдруг показалось, что за ним кто-то наблюдает. Ощущение было настолько сильным, что он обернулся. И принялся пристально осматриваться по сторонам. В комнате, конечно, никого не было. Окно тщательно закрыто — это сделал сам Краснопёров, когда говорил с Володей.
Сосновский поймал себя на мысли, что надо бы вынуть кинжал и тщательней его осмотреть. Но он не