Гордон сам согласился на эксперимент, сам создал эликсир смерти – препарат, искусственно повышающий уровень энергии смерти у живого человека. По замыслу этот препарат должен был излечить меня и превратить в мортэля. Отец считал, что делает все во благо – избавляет меня от болезни и делает неуязвимой для спиритов. Он больше не мог потерять собственного ребенка и был готов на все ради этого. Гордон помнил, как вернулся в родной город после прорыва, помнил множество трупов, и эта картина постоянно преследовала его. Помнил мертвые тела жены и дочери… Это было невыносимо. Он тоже хотел стать мортэлем, но на взрослого человека, как оказалось, эликсир смерти действовал совсем иначе. Из ребенка он делал мортэля, постепенно пробуждая энергию смерти… Я тут же вспомнила, что мне Рик рассказывал об этом – о теоретических исследованиях, в которых говорилось, что искусственных мортэлей лучше создавать из детей.
У Гордона же начались совсем другие изменения. В конце он писал, что самочувствие его ухудшается, что он стал многое забывать, что часто теряет сознание… Отец понял, что его трансформация не прошла, как нужно. Теперь-то я знала, что он так и остался на грани между человеком и спиритом. Стал тем, кого так боялся. Стал живым и мертвым одновременно… А в записях Гордон прощался со мной, просил прощения, что вынужден оставить. Он спас меня от смерти, но не смог от одиночества. Писал про устройство управления мортэлями, о том, что оно работает не так, как нужно, но военные не разрешают прекращать эксперименты и требуют все новых результатов… Отец писал, что грядет новая катастрофа, и винил себя, что уже ничего не сможет для меня сделать. Просил, чтобы я за него вымолила прощение у матери, когда ее найду… Писал, что очень меня любит… Только показать не может, ведь столько боли внутри. Главное, спас от смерти…
Я плакала и читала, снова и снова перечитывала его слова, а Саймон обнимал меня, шептал что-то успокаивающее.
- Он любил тебя, Эсми… Он все это сделал, чтобы спасти тебя, и не смей больше думать, будто никому не нужна, что тебя использовали. Знаешь, что я думаю? Все началось с той вспышки, когда ты впервые оказалась в озере и потеряла память. Тогда устройство управления спиритами заработало. Его излучение делало их умнее, и у твоего отца, вероятно, стала доминировать его человеческая часть. Поэтому он и стремился помочь тебе, подбрасывал подсказки, чтобы не допустить новой катастрофы.
- А потом хотел, чтобы я осталась с ним в том мире…
- Хотел избавиться от одиночества… Но он отпустил тебя, чтобы ты жила. Жила настоящей жизнью.
- Я оставила его там… в серой воронке…
- Ты не могла помочь отцу, Эсми. Теперь его место в том мире, и ты тоже должна его отпустить. Просто пойми, что ты больше не одна. У тебя есть я… А еще мы обязательно найдем твою мать.
Эпилог
Изменения свойственны каждому человеку, но они, наверняка, не могут сравниться по масштабности с переменами мортэлей. Сущность меняется в одночасье. Большинство страшится этого, но я хотела. Вообще хотела многого с недавних пор: разобраться с тем, что творится вокруг, разобраться с прошлым, узнать о родных, стать человеком, быть рядом с любимым мужчиной… Все мои желания сбылись, и это было настоящим чудом. Может, это мне компенсация свыше за несчастливое детство? В любом случае, в душе моей настал долгожданный покой. У меня теперь было две ценности, реликвии, которые я бережно хранила: личное дело отца и тетрадь с его записями. Однако имелась еще одна черта, через которую я не переступила…
В этот день у меня был выходной, и я решила посвятить его домашним делам. Тина была в школе, а Саймон работал в офисе. Я же занялась уборкой, готовкой и прочими милыми занятиями, свойственными любой обычной женщине. Признаться, все это доставляло мне массу удовольствия.
Джонни пришел неожиданно, но его приходу я очень обрадовалась. В последние несколько дней, как я жила в полицейском городке, мы с ним не виделись, и эта недосказанность между нами беспокоила меня.
- Эсми, я пришел попрощаться.
Он стоял весь смущенный и растерянный, что ему было совсем не свойственно.
- Ты уезжаешь?
- Да… Знаешь, я решил перебраться в Парадиз… насовсем. Друзья давно звали меня. там есть для меня много интересной работы… Конечно, не такой интересной, как с тобой…
Джонни улыбнулся, но в глазах я видела грусть. А еще надежду… которую поддержать я никак не могла.
- Я очень рада за тебя, - сказала, улыбнувшись. – Ты такой замечательный, и тебе тесно, наверняка, здесь. А в Парадизе новые возможности…
Я говорила такие очевидные и правильные вещи. Большой город – большие перспективы… Джонни кивал, улыбался… Он наверняка хотел услышать что-то другое, но я не могла исполнить его желание. Нам пора двигаться дальше, и дороги разные. Джонни нужно отпустить прошлое, чтобы начать новую жизнь, а уж мне-то было прекрасно известно, как это важно.
- Набирают команду ученых для нового проекта, - рассказывал друг. – Разработка нового оружия против спиритов. Я так много думал обо всем, что случилось с тобой… Нельзя больше допускать подобных экспериментов над людьми. Я и Рика позвал поработать со мной.
- Это замечательно… Джонни, я так хочу, чтобы ты был счастлив. Я желаю тебе этого от всей души!
- А ты… счастлива?
- Очень, - призналась я.
- Остаешься здесь… с ним?
- Да, с ним.
Мужчина на миг отвернулся, спрятал глаза, нервно теребя замок на куртке.
- Я очень рад за тебя, - тихо сказал он, а потом взглянул на меня и подарил задорную открытую улыбку, которую я так любила.
Мой самый лучший друг… Мой близкий человек…
- Мы ведь еще увидимся, Эсми?
- Конечно… конечно, увидимся!
Накатили слезы… Я крепко обняла Джонни на прощанье, поцеловала в щеку. Пусть он будет счастлив…
- Эсми…
Обернувшись, увидела Саймона. Он стоял, прислонившись к стене, и внимательно смотрел на меня.
- Джонни приходил попрощаться…
- Я видел… Ты так обнимала его.
- Опять твоя глупая ревность…
- Это не ревность, Эсми. Мне больно, что ты со всеми открыто проявляешь чувства, кроме меня.
- Это не так, - растерянно произнесла. – Я ведь… я…
Слов привычно не хватало. Я бы могла снова оставить все, как есть, закрыться, но грусть в глазах любимого человека больно колола. Я даже вспомнила, как Саймон сказал однажды, что я