После ужина я мою посуду, пока сын наверху складывает школьный рюкзак.
— Мам, я в пятницу штаны порвал на занятии. Вот!
Серые спортивные штаны возникают перед моими глазами. Одна штанина разорвана прямо на коленке. Вторая моментально намокает, попадая в раковину с растворённым в ней моющим средством.
— Лекс, осторожнее!
Я выхватываю из рук сына брюки и недовольно качаю головой.
— До завтрашнего утра не высохнут.
— Ну прости.
Лекс поджимает губы и обиженно смотрит на меня исподлобья.
— Ладно. Повесь их на спинку стула.
— А в чём мне завтра на физкультуру идти?
— Пойдёшь в шортах.
— В шортах только девчонки бегают.
— Тогда надевая мои велосипедки.
— Они же розовые! — возмущается сын.
— Ну, зато у тебя есть выбор.
— Всё равно придётся покупать новые штаны. Эти же рваные.
Следующие пять минут у нас идёт воспитательный процесс. Я объясняю Лексу важность бережного отношения к вещам. Вообще-то это лишнее. Парень он аккуратный, в чём-то даже щепетильный, но никогда не будет лишним об этом напомнить. Затем я предлагаю вместе зашить порванную штанину.
Лекс притаскивает из моей комнаты коробку для рукоделия, и я учу его орудовать иголкой и ниткой. Высунув от усердия язык, он делает первый кривой стежок, затем второй. Дело медленно, но двигается. Я не мешаю, лишь направляю, когда шов ползёт в сторону, и чётко ловлю момент, когда Лекс перестаёт получать от этого удовольствие.
Второй важный урок этого дня — не бросать дело на середине и закончить начатое.
Пока Лекс плещется в ванне, я расстилаю ему постель и складываю на стул одежду, которой он завтра пойдёт в школу. Оба любители поспать, общими усилиями мы минимизируем утреннюю суету. Сборы накануне этому крайне способствуют.
— Мам, где моё полотенце?
— В грязном белье. Сейчас принесу новое.
Я беру из шкафа на лестнице большое банное полотенце, а также чистую тёплую пижаму для Лекса.
В ванной туман, как в турецкой парной. У нас общая ванная комната, и мы честно делим её на две половинки — «девчачью и мурскую». Мурчина уже выпустил воду и занимается тем, что расставляет по бортику свои игрушки. Мыть себя он мне уже не разрешает, но голышом ещё разгуливает.
Мне удаётся тихо подкрасться и, накинув Лексу на спину полотенце, я вытаскиваю из ванны визжащий и хохочущий кокон. Поставив брыкающегося мальчишку на низкий стул, я поворачиваю сына к себе и ловко вытираю ему голову.
Лекс щерится и пытается вывернуться.
— Мам, ну хватит! Я сам.
— Знаю, как ты сам. Опять выбежишь с мокрой головой. Давай, я тебя посушу.
Я оставляю его одеваться, а сама берусь за фен.
Тёплый воздух лохматит соломенную шевелюру. Лекс упорно не даёт стричься. А я и не настаиваю. Мне нравятся его светлые кудряшки. Нравится, как он пахнет после душа, а ещё больше — на другой день.
Однажды на ютубе я видела эксперимент, где мамам завязывали глаза и предлагали найти своих детей по запаху. Каждой подносили ребёнка, она нюхала его голову и безошибочно указывала на своего.
Уверена, с Лексом я не ошибусь.
— Ты опять меня нюхаешь?
Карие глазёнки смотрят на меня со всей возможной семилетней строгостью.
— Прости. Я просто по тебе соскучилась.
— Зачем тогда уезжала?
— Ты же знаешь, Шон пригласил меня на день рождения. Невежливо было отказываться.
— Могла бы взять меня с собой.
— Это была взрослая тусовка. Ты бы заскучал.
— Мы бы устроили сражение на лазерных мечах, как в прошлый раз.
— Уверена, Шон бы не отказался. Но вот другие гости могли бы обидеться, и праздник был бы испорчен.
— Ясно.
Когда голова Лекса высушена, мы вместе чистим зубы. Обычно он любит поболтать, когда рот полон зубной пасты, но в этот раз сын молчит. Я знаю, что его тревожит, но намеренно молчу, предоставляя сыну возможность самому заговорить на волнующую тему.
Но Лекс упрямится. Обида глубже, чем мне казалось.
— Давай, отнесу тебя в постель, — предлагаю я, и он тянет ко мне ручки, обнимая за шею. Я подхватываю сына за обтянутую красным флисом попку и подтягиваю вверх. Привычным жестом его маленькие ноги скрещиваются у меня за спиной, пока я несу сына в спальню.
— Мам, можно я сегодня с тобой посплю?
Его шёпот еле слышен, и по напряжённому тельцу в руках я понимаю, что Лекс очень смущён своей просьбой. Завтра утром на кухню спустится взрослый и ответственный семилетний мужчина и поможет мне с завтраком, но сегодня семилетний мальчик боится остаться один и изо всех сил жмётся к своей маме.
— Хорошо, милый. Только я ещё не включила у себя отопление. Будет холодно.
— А я залезу с головой под одеяло.
— Ладно. И не высовывай нос, пока я не приду.
— Окей.
Я рассчитываю, что, вернувшись, застану Лекса спящим, но он меня дожидается.
Прежде чем принять душ, я снова бегу в подвал и проверяю водогрей. Заплатка Билла держится, протечки нет. Водопроводчик придёт во вторник, надо не забыть отдать Полин запасные ключи. Соседка, мать четырёх детей, — моя палочка-выручалочка. Её второй сын — одноклассник Лекса. В школу мальчиков отвожу я, а вот забирает Полин, и до моего прихода Лекс находится под её присмотром.
Душ занимает пять минут. Ещё десять уходит на то, чтобы высушить волосы. Снова пробежка в подвал и, наконец, я в своей спальне.
Зябко поёживаясь, я залезаю под одеяло, а в следующее мгновение ко мне подтискивается тёплое маленькое тельце. Тоненькие ручки тянутся к шее, а ноги привычно протискиваются между моими. Именно так мы всегда согреваемся.
— Ты чего, Лекси?
— Мамочка, ты меня больше никогда не бросишь?
Мокрые щёчки утыкаются мне в грудь. Я инстинктивно обхватываю сына и прижимаю к себе крепче.
— Ну что ты, маленький! Конечно же, не брошу.
— И не потеряешь?
— Не потеряю.
— И не отдашь никому?
— Никому. Только Сеймуру. И то на время, ладно?
— Ладно.
Я чувствую, как Лекс поднимает ко мне голову и ловлю взгляд заплаканных тёмных вишенок.
— Я знаю, что ты мне не родная мама. Но я же тебе родной?
— Родной, — я чувствую, как слёзы предательски подкатывают к горлу. — Ты мой самый родной в мире малыш. Роднее тебя у меня нет никого, Лекси. Я тебя очень люблю.
— Я тоже люблю тебя, мамочка.
Лекс давно уже спит, закинув на меня ноги и распластавшись