- Держись поближе к нам, - говорит папа, подозрительно поглядывая на крепких ребят с йоркширским акцентом, которые, казалось, готовы были уже разрядить обстановку.
Внезапно толпой проносится взрыв аплодисментов - появляется Артур Скаргилл, он - как рок-звезда, которая выходит на сцену, чтобы поздравить своих фанатов; все начинают петь «Победу - шахтерам». Ветерок треплет его гладко зачесанные волосы, и он надевает свою американскую бейсбольную кепку.
- Говорят, здесь сегодня много лазутчиков Британской секретной службы, - шепчет один знакомый из автобуса по имени Кэмми, склонившись к уху Энди. И мы отправляемся вперед, чтобы лучше рассмотреть Скаргилла.
Такие слухи меня не радуют. Потому что мне нравится считать, что мудаки с Британской секретной службы все до одного похожи на Шона Коннери и гуляют себе в смокингах по Монте-Карло, а не на мрачных чмырей, которые слоняются по йоркширскимиселам, изображая из себя шахтеров, и доносят на всех и каждого.
Скаргиллу дают мегафон, и он начинает одну из своих зажигательных профсоюзных речей, которые пробирают меня до мозга костей. Он рассказывает о правах работников, которые были выстраданные годами борьбы, и о том, что если мы позволим сейчас лишить себя права бастовать, то будем ничем не лучше рабов.
Его слова - как настоящая наркота, ты чувствуешь, как они летят по венам каждого присутствующего на этом забастовке; от них слезятся глаза, расправляются плечи и крепнут сердца. Когда он замолкает с поднятой вверх рукой, люди начинают петь «Победу - шахтерам», это - как лихорадка, от которой негде скрыться.
Лидеры шахтеров, в том числе Скаргилл, вступают в переговоры с руководством полиции, пытаясь доказать им, что мы не будем бастовать там, где нам прикажут, и мы не станем терпеть, что нас заперли на этом поле, слишком далеко от самого завода.
- С таким же успехом мы могли бы бастовать в каком сраном Лидси, - восклицает огромный парень в стеганой куртке копу в полном боевом снаряжении, похожем на жирную свинью. - Козел ты ебаный!
Тот мудак остается бесстрастным, смотрит прямо перед собой, будто он - один из стражей в Букингемском дворце. Но настроение снова резко меняется, напряжение исчезает, нас снова охватывает «футбольный» настрой, и толпа (к которой присоединились и некоторые из нашей компании) начинает стучать тяжелыми шахтерским шлемами по земле в поддержку своих требований. Волна эйфории накрывает меня, когда я вижу этого ебаный кокни, Никси; он как бешеный, жалуется на это, и я просто даю ему по спине.
- Вот тебе, английский пидорас! - Кричу. А потом он, в свою очередь, взывает в ответ:
- Ах ты су-у-ка, пизданутый джок!
Люди вокруг нас прекращают барабанить, что в предвкушении драки, но мы начинаем хохотать.
-Как ты, Марк? - Спрашивает Никси. Он худощавый малый говнюк с беспокойными глазами, рваной стрижкой и крючковатым носом, выглядит и ведет себя, как боксер в легком весе, никогда не стоит на месте и держится несколько надменно. И сам не знаю, откуда в нем столько энергии.
- Ничего, друг, - отвечаю я, окидывая взглядом ряды копов. - Тяжелый сегодня день, а?
- Ты, блядь, прав. Ездил в Манчестер поездом в пятницу, меня подбросили домой только утром. Этому мудиле только Старого Билла на лбу не хватает, - говорит этот ебаный кокни, как всегда глотая половину окончаний, и кивает в сторону копов. - Некоторые из них даже специальную подготовку по тактике прошли после Токстет и Брикстон. Суки, они действительно хотят достичь своего, - помолчав немного, отмечает он, возвращаясь в мою сторону. - А с кем ты то, парень?
- Со своим стариком. Приехали шотландским автобусом от национальной союза шахтеров, - объясняю я. Когда волна эмоций снова накрывает нас, мы делаем вид, что присоединяемся к этой увлекательной игре. Но когда к нам присоединяется еще больше людей, которые давят на нас с обеих сторон, я чувствую, как напряжение снова начинает расти. Толпа замолкает, когда кто-то кричит, что едут еще несколько грузовиков с штрейкбрехерами, но уже поздно для того, чтобы их остановить. Какие-то ребята начинают бросать камни в копов, а их в ответ начинают давить своими щитами полицейские в специальном снаряжении, которые выстроились перед обычными копами. Становится еще веселее, когда один плохой коп получает хорошо по морде от качественного броска кирпичом.
У меня печет под грудью, но моим телом внезапно пробегает какой-то заряд, который перебивает тревогу, в то время как грохот где-то позади свидетельствует о том, что уже прибыли грузовики, готовые забрать нас на завод!
Каждый пытается пробиться вперед через ряды полиции, меня толкают прямо на щиты, в толпе мои локти прижимают к бокам, мне на минутку становится страшно, я теряю Никси и начинаю паниковать, потому что не вижу также и отца, быстро вспомнив установку бабушки. Появляется немного свободного пространства, и я не колеблясь занимаю его, после чего полиция переходит в наступление, и мы все вынуждены бежать назад. Это как толпа между рядами на футбольном матче, только нужно еще оставить свободное место для грузовиков, и еще - в дополнение – чувствуешь себя так, будто тебя только что выебали! Я кричу прямо в лицо молодому копу, который примерно одного возраста со мной:
- ЧТО ЖЕ ТЫ, БЛЯДЬ, ДЕЛАЕШЬ, ЕБАНЫЙ НАЦИСТСКИЙ МУДИЛА?
Новая волна, и когда всадники снова усиливают натиск, остальные полицейские остаются позади них. Камни постоянно летят в воздухе, настигая этих мудаков, и кто-то предупреждает с помощью мегафона, что если мы не отступим назад на сотню ярдов, будут привлечены войска в полном боевом снаряжении.
И мы видим их - как они готовятся, одевают шлемы, берут в руки небольшие щиты и дубинки.
- Это просто отвратительно, - говорит один старый йоркширский шахтер, чьи глаза горят от ненависти, -в этой стране запрещено привлекать такие отряды против пикетчиков!
- У них малые щиты, - кричит другой товарищ по несчастью - они собираются нападать, а не защищаться!
Парень правильно догадался, потому что когда мы остались на месте, проклятые ублюдки усилили давление, как сумасшедшие. Большинство людей пришла бастовать в обычном одежде, мало кто догадался надеть толстые стеганые куртки, но никто вообще не додумался взять с собой оружие, чтобы защитить себя, и когда полиция перешла в наступление, размахивая дубинками, бастующих охватила массовая истерия. Меня ударили в спину, затем черканули по руке; мне стало плохо, после чего меня огрели по затылку. Ощущение от этих ударов отличалось от того, когда тебе заехали кулаком или дали пенделя, ты бы всем телом чувствуешь, что тебе наносят вред, но адреналин - лучшее обезболивающее, поэтому я разворачиваюсь и бью ногой прямо посреди