Хлопнула дверь. Я изумлённо смотрел вслед ушедшему профессору. Он не спрашивал меня, хочу ли я продолжить эксперимент, хочу ли ещё раз пойти на риск. Он просто констатировал факт, что ещё один запуск проведёт со мной в главной роли «мозгонавта». Что ж, профессор имел право приказывать – я подписал контракт на обязательные десять запусков. К тому же он знал, что я к его эксперименту отношусь с большим энтузиазмом. Отказываться, несмотря на свои недавние пессимистические мысли, я не собирался. А вдруг на этот раз получится? Здравый смысл и чувство самосохранения, в очередной раз получив пинок, тихо поскуливали где-то в подсознании.
Институт весь следующий месяц напоминал разворошённый медведем муравейник. Роль медведя исполнял профессор. Со стороны казалось, что он в стремлении в короткий срок сделать максимум работы породил вселенский хаос. Так это и было, но хаос имел чёткий план. За многолетнюю совместную работу коллектив института настолько тесно сработался, что много слов профессору для постановки задач конкретным исполнителям не требовалось, а задания исполнялись чуть ли не бегом. Все знали, что это последняя попытка решить проблему и сохранить институт.
Меня в эту суету не задействовали. Все мои параметры были давно и точно записаны, и этот месяц я был предоставлен самому себе. Мои знакомые по институту девчонки, благодаря профессору, к концу дня выматывались так, что ни о каких встречах со мной и не думали. С территории городка меня, ввиду моего особого в проекте статуса (вдруг всё же в последний момент решу свалить по-тихому), охрана вряд ли выпустила бы. И хотя для хоть и бывшего, но всё же морпеха, свалить отсюда – не проблема, лишний раз нервировать работавшего на пределе человеческих сил профессора мне не хотелось. Да и в городе особо делать было нечего. Алкоголем я не увлекался, от девчонок, откровенно говоря, с удовольствием отдыхал. Шоколад в ежедневном рационе приедается, а превращать удовольствие в работу – нонсенс.
Потому-то я с открытия и до закрытия просиживал или в институтской библиотеке, прерываясь только на обед и кое-куда сбегать, или, набрав понравившихся книг, читал в своём «бунгало». Библиотека имела в своих закромах литературу и иных направлений, совсем не относящихся к проблемам мозга и т. п. Меня пробило на геологию и историю. После гибели родителей, когда ни с кем не хотелось общаться, я как-то заглянул в городской краеведческий музей и в зале геологии, или как он там правильно называется, меня поразил стенд с выставленными в нём агатами. Чу-де-са! Это бесподобно! Сама природа создала такие картины, какие не смог бы написать ни один художник-фантаст. Как это происходило, какие силы сотворили эти камни – для меня было и осталось загадкой. А учиться я тогда не стал, пошёл в армию. И после армии с учёбой не вышло, нужно было элементарно добывать средства на жизнь. Да и иные интересы появились.
А тут месяц ничегонеделания, и вспомнились так поразившие меня камни. В теорию я лезть не стал, грамотёшки, понять все эти научные выражения, не хватало. А вот определители камней и минералов я буквально штудировал. Заучивал наизусть, как «Устав караульной службы», описания этих самых камней и минералов. Пригодится. Тем более я решил, что после завершения профессорского эксперимента я уволюсь и пойду учиться. Денег на жизнь хватит, а быть подопытным кроликом уже как-то не комильфо. Так что читал я эти книги внимательно, подолгу вглядываясь в цветные фотографии, заучивая признаки присутствия и способы обнаружения подарков земли-матушки.
А история… Мама всю жизнь мечтала побывать в Южной Америке. Она столько о ней знала! На её лекции приходили даже записные лентяи, даже студенты с других курсов, где этого предмета не преподавали – так интересно и увлекательно она рассказывала. Она мечтала о поездке куда-нибудь в Бразилию или Перу, родители даже деньги стали понемногу откладывать. Но смерть оборвала мечту. А я поеду, не знаю когда, но поеду. А потом приду на их могилку и расскажу, где был и что видел.
Но всё хорошее когда-то кончается. Закончился и мой импровизированный отпуск в мир книг. Настал день, вернее ночь, эксперимента. Для меня это было неожиданностью, ведь месяц ещё не прошёл, а за ходом подготовки к запуску я не следил. Часов в десять вечера в двери моего коттеджа постучали. Отложив книгу и выключив настольную лампу, я поднялся с кресла и пошёл встречать гостя. Им, естественно, оказался профессор. Стряхнув на крыльце с зонта дождевые капли, мой работодатель вошёл в холл и заявил:
– Всё готово, дело за вами. Собирайтесь, запуск по готовности.
Голому собраться – только подпоясаться. Молча обул короткие сапожки, накинул дождевик и следом за профессором шагнул в прошиваемую косым холодным дождём темень. Идти до лабораторного корпуса было недалеко, всего двести семнадцать шагов (за год в должности испытателя вымерил), но успел и промокнуть, и замёрзнуть. Сильный порывистый ветер раскачивал голые деревья и хлестал нас тяжёлыми дождевыми струями. Дважды в небе грохотал гром и сверкали молнии.
– Что-то об осенних грозах в нашем регионе я ничего не помню, – подумал я.
Тут вновь блеснула яркая молния, высветив и дорожку, и недалёкое уже здание лаборатории. Погасла, одарив нас мгновенной слепотой, а через сорок две секунды (я механически начал отсчёт после блеска молнии – «двадцать два, двадцать два…»), раздался дикий грохот, почти физически вбивший меня в асфальт. А ветер швырнул в лицо не менее ведра дождевой воды.
– Гроза сюда идёт, – подумал я и, подхватив профессора на руки, благо он был довольно тщедушен, в три прыжка доскакал до корпуса и ввалился в холл. Захлопнувшаяся дверь враз отсекла звуки бушевавшей стихии. Внутри здания было тепло, сухо, светло, тихо и пусто. В смысле небыло никого, включая круглосуточную охрану. Я посмотрел на профессора. Тот уже снял свой дождевик и повесил его в гардероб.
– А где все? – спросил я его.
– Отпустил. Они нам не нужны. Пошли.
Только сейчас я рассмотрел, в кого