«Уж не случилось ли с ними чего?» — спросила большая Аги.
Доктор киноведения кивнул головой:
«Массовое бедствие. Все они сели на сорок четвертый, а в него врезался автобус».
Аги мечтательно произнесла:
«Такой же автобус, каким он хотел быть».
Мы стояли в передней. Да, да, мы вдруг очутились в передней.
Наверное, сейчас в подъезд заходят Ютка Кадар, Панни Флиц, Франк и остальные. Вот они бегут по лестнице. Сворачивают на ганг. Кто позвонит первым? И вот раздается звонок!
Но звонок не раздавался.
Мы переминались с ноги на ногу в передней, но звонок не звонил.
Доктор киноведения, заложив руки за спину, начал прогуливаться по ковру. Будто по садовой дорожке. Было даже боязно, казалось, он вот–вот скроется из наших глаз. Большая Аги спросила у него:
«Ты не думаешь, что надо позвонить по телефону?»
«Не думаю».
«Но, Иштван, все–таки…»
«Я звонить не буду».
На мгновение он повернулся к двери с таким гневом… Если бы в этот момент вошел кто–нибудь из званых гостей, он смазал бы ему как следует. Доктор киноведения пожал плечами. И продолжал прогулку по ковру.
Снова мы сидели в комнате вокруг торта.
Отец решительно сказал:
«Зажжем свечи!»
Мать со вздохом согласилась:
«Да, лучше сделать так!»
Аги опустила голову, казалось, хотела сама забраться в именинный торт, спрятаться между свечами.
Звонок.
«Вот и они!» — вскочила Аги.
В комнату впорхнула Ютка Кадар. Высокая девочка с блестящим каштановым шлемом волос. Ее лицо, глаза сияли. Она покружилась по комнате. Удивленно оглянулась:
«А где остальные?»
Ответа она не ждала. Подскочила к торту. Кончиком пальца коснулась одной свечи.
«Я пришла тебе сказать, что прийти не смогу».
Чиму вскочила. Перепрыгнула через перила балкона. И оказалась в саду. Подбежала к тому самому дереву, к тем самым ногам.
Загорелые, пыльные ноги, похожие на коричневые корни.
В ветвях мрачно ухмылялось лицо. Но ухмылка сразу исчезла, как только снизу послышалось:
— Вот что, Крючок! — Чиму подергала его за свисающие ноги в поношенных сандалиях. — Мне неважно, что ты не принесешь мне в подарок на день рождения вишню в шоколаде. И бананы мне не нужны, а апельсины еще меньше. Но если ты когда–нибудь пообещаешь прийти, а сам позабудешь об этом!..
А в комнате голос Роситы Омлетас:
— Милый Арнольд! Не продолжите ли свой рассказ? Раз уж вы начали…
— Милая Росита! Лучше я сделаю это, когда мы снова соберемся все вместе за столом.
В саду Крючок соскользнул с дерева. Шлепнулся на землю, как спелый плод. Прислонился к стволу дерева. Пораженно уставился на фигурку в белом платье, которая прыгала перед ним и сердито кричала:
— Тогда я и видеть тебя больше не пожелаю, Крючок! Даже носа в сад не показывай! — Чиму подскочила к мальчишке. Дернула его за нос. — Это тебе аванс!
Она вспрыгнула на решетчатые перильца и снова очутилась в комнате.
— А если бы ты упала с перил? — Мать сидела у стола выпрямившись, в странном оцепенении. — Что будет, если ты когда–нибудь свалишься с перил?
Чиму перелезла через стол. Тронула Арнольда за плечо.
— Ах. да! Я могу продолжать?
— Раз уж мы снова все вместе. (Росита Омлетас.)
— Я сгораю от любопытства! (Йолан Злюка–Пылюка.)
Арнольд подождал еще немножко. Сделал эффектную паузу.
— Ютка Кадар стояла посреди комнаты и говорила:
«Я пришла тебе сказать, что прийти не смогу».
В изумлении все молчали.
Палец Ютки витал над тортом, словно она хотела обмакнуть его в какую–то миску. Она то опускала палец совсем низко, то отдергивала его. А сама певуче говорила:
«Приехала Бежи из Дьёра. Мамина сестра, которая вышла замуж за почтальона из Дьёра. Я бы никогда не смогла выйти замуж за почтальона. А ты?»
Аги съежилась над тортом. Она не могла выдавить из себя ни слова. Ее отец, откинувшись на стуле, обеими руками массировал себе затылок. Мне это было хорошо знакомо. Когда у него начиналась головная боль, он всегда откидывался на стуле и начинал массаж. А теперь у него отчаянно болела голова.
Словно издалека донесся удивленный голос матери:
«Какой почтальон? При чем тут почтальон из Дьёра?»
«Бежи приехала из Дьёра неожиданно и накупила здесь уйму всяких вещей. Знаешь, Аги, я ее любимица, и ты должна понять…»
«Ты уходишь? — встряхнулась Аги. — Сейчас уйдешь?»
«Почему ты не позвонила по телефону? — спросила большая Аги. — О приезде этой тети… и вообще…»
«Почему не позвонила? — Ютка нахмурилась. — Не сердитесь, пожалуйста, но это не мой стиль».
«Не твой стиль?»
Ютка Кадар стояла посреди комнаты с таким видом, словно ее глубоко оскорбили. Она учтиво поклонилась:
«Пока! До свиданья!»
И исчезла.
Мы снова остались одни. Чуть погодя свечи все же зажгли.
«Ну что ж, доченька!» — Доктор киноведения поднялся со стула. Попытался улыбнуться. Даже речь какую–то произнес. Даже обо мне упомянул, как о верном друге семьи.
— Поэтому–то вас и оставили в клозете? — Йолан Злюка–Пылюка сделала в воздухе сальто.
«Ляжем–ка пораньше спать!»
Это было предложение большой Аги.
«В постель, в постель!»
«Ты права, моя милая! В последнее время я просто не в состоянии поздно ложиться. Нет ничего лучше, чем лечь пораньше».
Это сказал отец, однако вид у него при этом был не очень счастливым.
Не выглядела счастливой и Аги.
В синей ночной рубашке она стояла у окна, уставившись на темную улицу. Я сидел сзади нее на стуле. Через дверную щель из другой комнаты пробивалась тоненькая полоска света. Слышался шепот. Чьи–то шаги. В той комнате передвигали стулья. Словно хотели стереть всякие следы застолья. Следы праздничной, именинной комнаты.
«…Резкий, временами с сильными ураганными толчками северный, северо–западный ветер, — донесся сквозь стены голос. — Ожидается необычно прохладная погода».
«Необычно прохладная погода», — произнес я, сидя на стуле.
Аги повторила:
«Необычно прохладная погода».
Снизу послышались звоночки. Тихие звоночки, дребезжание.
Сорок четвертый! Это сорок четвертый!
Моя маленькая приятельница распахнула окно, изо всех сил рванув его на себя. Свесилась из него. (Надо заметить, что жили мы на втором этаже.)
«Я знала, что ты придешь!»
Она схватила меня, подтащила к окну.
«Смотри… Вот он!»
Да, он стоял внизу. Сорок четвертый. Тренькал и звенел. Лицо его — словно освещенная табличка с номером. Он подал немного назад. Позвонил, сигналя невнимательному ночному пешеходу. Повернул вправо и остановился.
«Поднимайся к нам! — крикнула из окна Аги. — Почему ты не подымаешься?»
А он даже не слушал. Хотя мог проскользнуть в дверь. Дворник с улицы Ипар всегда с опозданием закрывал парадную дверь. Но сорок четвертый не двигался. Прилип к остановке.
Потом он снова зазвонил — раз, другой. Развернулся у дома. Медленно, неторопливо двинулся по темной улице. И исчез за углом.
Мы свесились из окна. Ведь он непременно вернется. Раздастся странное треньканье, звоночки… Но этого не произошло. Сорок четвертый исчез.
«Его угнали…» — Аги перестала выглядывать из окна.
«Пробка, наверное,