Задумавшись, моя маленькая приятельница болтала ногами.
«Надо что–то придумать с этими днями».
«Не советую».
Не знаю почему, но мне эта затея не понравилась. Тащить дни в школу! Зачем?
Но Аги меня не послушала. Я, кажется, говорил, что она была упряма. Скажем так: своевольна. Она потащила наши дни в школу.
Что еще сказать?
Сочинение читать всей школе не стали. Даже классу не прочли. Тетя Гизи перечеркнула его и написала:
«Пятницу, субботу и остальные дни недели ищи в календаре, а солнце — на небе!»
Как отнеслась к этому Аги? Об этом, пожалуй, лучше промолчать.
Да, тетя Гизи не вошла, а просто ворвалась в кухню. Сдернула с лампы один день, выгнала из–под табуретки другой, согнала со стула третий. А выйдя на улицу, остановилась у дома. Подняла голову к небу. Раздраженно поморщилась. Солнце–то не достать!
Арнольд продолжал болтать о тете Гизи, о днях, но Росита Омлетас перебила его:
— Какое мне дело до этих дней! Расскажите лучше о ревю! Что будет с ревю? Я хочу, чтобы вы наконец сказали, какую роль вы отвели в своем ревю мне?
Арнольд ее и не услышал. Проткнутый иглой, он лежал на коленях у матери, продолжая рассказывать о малютке Аги:
«Аги, подружка моя, не обращай внимания! Ты скажи этой тете Гизи, что даже на лестничной клетке есть день! И не только там! И в подвале! И на чердаке!»
— Безнадежный случай! — вздохнула испанская танцовщица. — Арнольд совершенно безнадежен!
— Чиму! — послышалось из сада. — Чиму, выходи!
Мать подняла голову.
— Опять этот Крючок!
Крючок сидел на верхушке дерева, словно переселился туда навечно. Глаза его мрачно сверкали.
— Выходи, не то убью.
— Что он говорит? — мать слегка приподнялась.
Чиму как безумная прыгала вокруг стола и распевала:
— Сырный–настырный.
Медовый–бедовый!
Не–на–вижу сырный–настырный!
Не–на–вижу медовый–бедовый!
Она щелкнула по носу Мишку с вдавленной головой и подскочила к Арнольду.
— Скажи, Куку, если б ты вдруг встретился с китом, с настоящим китом, ты стал бы с ним бороться?
— Прежде всего никаких Куку! Я вовсе не Куку! Что касается кита…
Арнольд замолчал. Он услышал стук. Где–то в опасной близости.
— Да ведь он набит гвоздями! — Мать раздраженно стучала по его голове. — Гвоздями!
— Я буду вам очень признателен, если вы прекратите стучать! Я вам не дверь! Не входная дверь и не дверь в комнату. Но если уж вы постучали и вас именно это интересует, то я дома. Заходите! Прошу! Можно и побеседовать.
Мать потрясла Арнольда.
— Как они гремят! Откуда в нем взялись гвозди?
— Гво–зди! Гво–зди! — распевала Чиму.
— Господи! Вдруг из него все вытрясут! — испугалась Росита Омлетас. — И вообще, нельзя же его так трясти!
— Что делать, если он набит гвоздями! — Йолан Злюка–Пылюка кувыркнулась в воздухе.
Конечно, Злюка–Пылюка объявилась тут же. Собственно говоря, она всегда была где–то рядом. Но до поры до времени таилась в пыли. И ждала. Да, ждала, пока что–нибудь не случится.
— Скажите, Арнолька, чем вам набили голову?
— Попрошу вас!
Арнольд отчаянно болтал в воздухе ногами — зрелище довольно удручающее. Тощие вывихнутые ножки, наполовину сползшие брюки, и ко всему еще эта игла! И в голове что–то дребезжит! Так дребезжат сиротливые гроши в дешевой жестяной копилке.
— Перестаньте! — запротестовала Росита Омлетас. — Нельзя так с ним обращаться!
— А почему? — засмеялась Йолан Злюка–Пылюка. — Может, он тренируется, чтобы стать пилотом. Арнолька будет летчиком. Покорителем воздуха. Героем воздуха. А то и космонавтом. Почему бы и нет? Что вы на это скажете, друг мой?
Йолан Злюка–Пылюка весело кувыркалась все быстрее и быстрее. Еще некоторое время она вилась над беднягой Арнольдом, потом улетела.
К вечеру.
Арнольд лежал на диване. Комната медленно погружалась во мрак.
— Гвозди! — горько шептал он. — Знать бы, с чего они это взяли? Какая ерунда!
— Забудьте, — утешала его Росита Омлетас. — Самое лучшее — забыть!
В другом конце комнаты звучал голос отца:
— Они просто не успеют перепечатать! А если я не сдам статью в конце недели…
— Вероятно, серьезней статья, — кивнул Арнольд. — Я и сам охотно бы пролистал ее. Знаете, милая Росита, отец Аги тоже написал несколько книг. Я, конечно, не утверждаю, что он интересовался моим мнением по всем вопросам, но некоторые отрывки своих работ он читал… Аги и мне. Я делал свои замечания. Хотя я не так сведущ в области кино, как отец Аги — он ведь писал о фильмах, — у меня все же находились кое–какие замечания. О, эти вечерние чтения у лампы!
Больше Арнольд ничего не сказал. Молчал, погрузившись в темноту ночной комнаты.
Откуда–то издалека донесся вдруг голос Чиму:
— Куку! Если ты встретишься с китом…
С дивана звучал голос Роситы:
— Арнольд! Если вы когда–нибудь откроете новый театр–ревю…
Мимо пролетела Злюка–Пылюка:
— Не зазнавайтесь, Арнолька! Здесь вам не удастся пригреться!
Ночная тишина
Вокруг дома следы ног, застывшие в камне. Ночью дом окружали застывшие в камне шаги. Следы тех, кто когда–то проходил здесь и остановился на мгновение. Тех, чей дом был здесь. Следы старых жильцов. И желанных гостей этих старых жильцов. Гостей, перед которыми двери дома были всегда открыты.
Отец стоял в передней и тренькал. Словно одинокий ночной трамвай, ожидающий на остановке пассажиров. Ночных пассажиров, которые хотят успеть на последний трамвай.
Взлохмаченный, в пижаме, отец стоял на коврике в передней и звонил.
Ночные пассажиры не появлялись, но все же трамвай не трогался с места. Он мечтательно позванивал. Быть может, это и не трамвай вовсе. Нет, что ни говори, а это не сорок четвертый! Скорее, прицепной к сорок четвертому. Прицепной вагон, только и всего. То его цепляют к трамваю, то отцепляют. Сейчас вот отцепили. Поэтому–то он и может отвезти ночного гостя на конечную остановку.
Где задержался ночной гость?
Разумеется, сорок четвертый и в середине ночи берут приступом. Но ведь не каждому быть сорок четвертым! Или, скажем, автобусом. Вот именно, автобусом! Блестящим, синим автобусом с белым верхом, пробивающим себе дорогу среди прочего транспорта. А потом катящим в ночи. Неизвестно, откуда он подходит, неизвестно, куда отправляется. И никто не смеет его остановить.
А на прицепной вагон даже ребенок вскочить может.
И вообще прицепной вагон загружают шпалами.
Но что же не идет ночной пассажир? Нет, больше ждать нельзя!
Отец позвонил. И тронулся по полоске ковра через темную комнату. У обеденного стола свернул, заехал в спальню. Проскользнул мимо кроватей, через застекленную полуоткрытую дверь балкона.
То исчезая, то вновь появляясь, запетлял между кустами, направляясь к конечной остановке.
Росита Омлетас смотрела ему вслед с дивана.
— А что, если он больше не вернется с конечной остановки?
Йолан Злюка–Пылюка порхала над ночным садом. Она слетела и вниз, к тем.
— Хотите кое–что