– Ну, скажем, поездку в Александрию, чтобы ты повидался с твоим образованным приятелем.
– Человеческий разум не подчиняется законам. Никто не может сказать, кто свободнее – я или Бессмертный Император.
Предоставив своему учителю парить духом в холодных заоблачных высях, давно ставших его единственным домом, принцесса сказала:
– Знаешь, я иногда думаю, что во времена Елены Прекрасной было куда приятнее быть Бессмертным Императором, чем сейчас. Ты знаешь, что случилось с Бессмертным Валерианом? [3] Папа вчера мне об этом рассказывал и очень смеялся. Там, в Персии, его выставили напоказ – в виде чучела!
– Может быть, все мы бессмертны, – сказал раб.
– Может быть, все мы рабы, – сказала принцесса.
– Дитя мое, иногда ты высказываешь на удивление мудрые мысли.
– Скажи, Марсий, ты видел нового офицера, который приехал из ставки, из Галлии? Это в его честь папа устраивает сегодня банкет.
– Все мы рабы – рабы земли, «животворной земли». Сейчас много говорят о Пути и о Слове – о Пути Очищения и Слове Прозрения. Я слышал, что в Антиохии на этом просто помешались – больше двух десятков самых настоящих мудрецов из Индии учат там всех, как нужно дышать.
– У него такое бледное, серьезное лицо. Он наверняка прислан с каким-нибудь ужасно секретным и важным поручением.
В эти минуты о том же самом, но далеко не так безмятежно размышлял в бане командующий гарнизоном. Все его тело, кроме многочисленных шрамов и рубцов, напоминавших о долголетней службе на границе, побагровело и лоснилось от здорового пота. Это было кряжистое, видавшее виды, изрядно иссеченное тело – на руке не хватало пальца, на ноге – тоже, кое-где перерубленные сухожилия сковывали движения, – но лицо его с выступившими на нем, как и на лысом черепе, каплями испарины сохраняло озадаченно-простодушное выражение, присущее молодым. Напротив лежал в жарком полумраке Констанций, похожий на труп в мертвецкой – с таким же бледным лицом, с каким вошел в баню, весь мокрый, белотелый и жилистый, – и снова и снова задавал свои вопросы. Он начал задавать вопросы сразу, как только появился здесь два дня назад, – почтительно, как младший по званию, и в то же время настойчиво, как человек, который имеет право спрашивать. Его вопросы нельзя было назвать дерзкими, но они касались разных деликатных обстоятельств, и даже если допустить, что младшему офицеру вообще позволительно обсуждать эти темы со старшим, то, уж конечно, не ему следовало заводить об этом речь первым.
– Какая скверная история случилась с Божественным Валерианом, – сказал командующий гарнизоном, пытаясь перевести разговор на менее скользкую тему.
– Да, очень скверная.
– Сначала лишиться головы на плахе, потом служить подставкой для ног и в конце концов превратиться в чучело – прокопченное, набитое соломой и болтающееся под потолком на потеху персам. Я только вчера узнал все подробности.
– И это очень плохо сказалось на нашем престиже на Востоке, – сказал Констанций. – Прошлой зимой я был в Персии – ситуация там крайне сложная. Как ты полагаешь, если известие об этом распространится, может оно повлиять на пограничные легионы – на Второй легион Августа, например? Как там с моральным состоянием личного состава?
– Великолепная воинская часть. Вот бы кого бросить на персов – они бы им показали.
– В самом деле? Ты так считаешь? Это очень интересно. К нам доходили кое-какие тревожные сообщения о Втором легионе Августа. Разве не было здесь в ноябре каких-то волнений по поводу зимних квартир?
– Не было, – отрезал командующий гарнизоном. – Ну, а что касается персов, то мы вполне можем положиться на Бессмертного Аврелиана [4].
С этими словами Констанций поднялся со своего мраморного ложа.
– Увидимся в тепидарии [5].
Командующий гарнизоном что-то проворчал в ответ и перевернулся на живот. Он был рад, что на время избавился от этого типа, но ему не понравилось, как тот ушел. Когда он начинал службу при Божественном Гордиане, младшие офицеры проявляли к старшим по званию куда большее почтение, а если нет, то пеняли на себя.
«Можно не сомневаться – он что-то замышляет», – недовольно подумал полководец. Этот час в бане всегда был для него самым приятным временем дня: горячая вода смывала все подступавшие телесные немощи и расслабляла непослушные старые мышцы, а где-то внутри в ожидании обеда начинала бурлить живительная волна пищеварительных соков. Но сегодня этот блаженный час оказался для него испорчен.
Все бумаги Констанция были в полном порядке и скреплены личной печатью Тетрика. Из них следовало, что это обычный штабной офицер, совершающий объезд провинции. «Обычный? Как бы не так, – подумал командующий гарнизоном. – Кто это – „мы“, кто так много знает и так много хочет узнать еще? Будь я пиктом, если это всего-навсего Тетрик. И откуда эти „мы“ могли проведать про ту позорную историю во Втором легионе Августа в Честере?»
Он хлопнул в ладоши, и раб поднес ему стоявший наготове напиток, который тот всегда выпивал в это время, – холодное кельтское пиво, сдобренное имбирем и корицей: хозяин сам научил своих рабов готовить его. Замечательное свойство напитка состояло в том, что он утолял жажду и в то же самое время вновь возбуждал ее. Командующий выпил залпом целый кубок и принялся растирать себе бока.
Когда он наконец вышел в тепидарий, Констанцию уже сделали массаж, и он направлялся к бассейну с холодной водой, чтобы окунуться – не так, как командующий, с фырканьем и плеском, а спокойно спустившись по ступенькам, словно проделывая какое-то ритуальное омовение. Выйдя из бассейна, Констанций завернулся в горячие простыни с таким видом, будто облачился в ризы для служения в алтаре, и не спеша пошел в следующий зал, сказав:
– Я буду во фригидарии.
Хотя каждый дюйм тела командующего был хорошо знаком растиравшему его рабу, ежедневный массаж редко обходился без недовольного кряхтения и бранных слов. Но сегодня командующий был озабочен и молчалив. Он быстро окунулся в холодную воду, а потом, приняв наконец решение, подошел к ложу рядом с Констанцием. Он еще не успел как следует улечься, как последовал очередной вопрос:
– Что за человек этот Коль, к которому мы сегодня приглашены на обед?
– Сам увидишь. Вообще-то он ничего. Разве что немного легкомыслен.
– Он имеет влияние на здешнюю политику?
– На политику? – переспросил его собеседник. – Ах, на политику... – И он, немного помолчав, высказал то, что решил высказать, размышляя в одиночестве: – Ты скоро убедишься, что Британия – страна процветающая, чего я бы не сказал про многие другие провинции империи. И все потому, что мы тут никакой политикой не занимаемся. Мы подчинены Галлии и выполняем приказы, которые получаем оттуда,