2 страница
груди приблизил губы к мини-камере, встроенной в подголовник водительского сиденья, как в классическом клипе на MTV.

– Это будет типа автобуса 174?[13] – спросил он.

– А ты хочешь закончить как парень в автобусе 174? – пробормотал Соза. – Если они попытаются прорваться в Росинью, то автобус 174 будет на их фоне детским утренником.

– И я стану звездой? – поинтересовался О’Клону, все еще целуя камеру.

– Ты будешь на обложке журнала «Контигу». У нас там свои люди. Можем устроить.

– А можно встретиться с Жизель Бундхен?

– Мы организуем тебе съемку с Жизель Бундхен, всем вам, вместе с машиной. Звезды «Побега» и их тачки.

– А мне нравится Ана Беатриз Баррош! – подал голос Америка.

– Слышите? Жизель Бундхен! – О’Клону просунул голову между сидений и прокричал на ухо Качку.

– Парень, не будет вам никакой Жизель Бундхен и Аны Беатриз Баррош, – сказал Качок. – Это ж телевизионщики, они наобещают золотые горы, лишь бы рейтинги были. Эй, Четвертый канал, а что случится, если нас поймают? Мы ж не просились к вам на шоу.

– Но машину-то вы угнали.

– Вы хотели, чтобы мы угнали эту тачку. Оставили дверь открытой и ключ в замке зажигания.

– Этика – дело хорошее, – сказал Жуан-Батиста, – но на реалити-шоу с ней проблемы.

Сирены звучали со всех сторон, приближались, синхронизировались. Полицейские машины пулей пролетели по обе стороны – порыв ветра, размытый звук и мерцающий свет. Марселина почувствовала, как сердце глухо колотится в груди, это был момент красоты, когда все срослось – все идеально, доведено до автоматизма, божественно. Соза переключился на верхнюю передачу, пролетая мимо закрытой стройки, где росла новая стена фавелы.

– И это не Росинья, – сообщил Соза, миновав цепочку железнодорожных цистерн. – А что там дальше? Может, Вила Каноас[14]. Ни хрена себе!

Марселина оторвалась от монитора, над которым она уже планировала монтаж своего шоу. Что-то странное прозвучало в голосе Созы.

– Ты пугаешь меня, парень.

– Они только что развернулись на сто восемьдесят градусов.

– И где они?

– Едут прямо на нас.

– Эй, Четвертый канал, – Качок широко улыбался в камеру на солнцезащитном козырьке. Он был очень хорош, с крупными белыми зубами. – Какая-то неувязочка в твоем формате. Понимаешь, мне нет резона рисковать своей свободой ради подержанного говенного «мерса». С другой стороны, ради чего-нибудь с ценником повыше…

«Мерседес» скользил по центральной полосе, теряя по пути элементы тюнинга. Соза ударил по тормозам. Внедорожник остановился почти вплотную к «мерседесу». Качок, Америка и О’Клону уже выскочили, держа пушки параллельно земле боковым хватом, который вошел в моду после фильма «Город Бога»[15].

– Выходим, выходим, выходим, – Марселина и члены съемочной группы вывалили на дорогу в потоке сигналивших машин.

– Мне нужен жесткий диск. Без него у меня не получится шоу. Оставьте хотя бы его.

Америка уже сидел за рулем.

– Классно, – заявил он.

– Ладно уж, бери, – сказал Качок, протягивая Марселине монитор и терабайтовый диск.

– Знаешь, у тебя волосы типа как у Жизель Бундхен, – крикнул О’Клону с заднего сиденья. – Только более волнистые, да и сама ты помельче.

Мотор взвизгнул, шины задымились. Америка на ручном тормозе объехал на внедорожнике Марселину и рванул на запад. Через пару секунд промелькнули полицейские машины.

– Вот это, – сказал Жуан-Батиста, – я и называю крутым телешоу.

* * *

Черная Птичка курила в монтажной. Марселина ненавидела это. Она ненавидела почти все в Черной Птичке: ее одежду родом из 50-х, которую та носила неглаженой наперекор трендам и моде (не существует моды без персонального стиля, querida[16]) и при этом выглядела потрясающе, начиная с настоящих нейлоновых чулок – никаких колготок, от них очень-очень сильная молочница – и заканчивая пиджаком от Коко Шанель. Если бы она могла носить черные очки и головной платок в монтажной, то носила бы. Марселина ненавидела женщину, которая так уверенно и безошибочно жила по своим собственным правилам. Ее бесило, что Черная Птичка сидела исключительно на импортной водке и сигаретах «Голливуд», в жизни не сделала ни одного упражнения, но даже после целой ночи работы в монтажной излучала шарм Грейс Келли и не поглощала литрами сладкую гуарану[17]. Но больше всего бесило то, что Черная Птичка, несмотря на намеренный ретростиль, окончила медиашколу на год раньше Марселины и теперь была ее старшим выпускающим редактором. На пятничных коктейлях в кафе «Барбоза» Марселина регулярно утомляла аналитиков и продюсеров неустанными рассказами обо всех трюках и извращениях, к которым прибегла Черная Птичка, чтобы возглавить отдел развлекательных передач на Четвертом канале, коллеги уже могли цитировать историю Хоффман, как литургию. «Она не знала, что микрофон все еще включен, и операторы услышали, как она говорит… (хором) Трахни меня так, чтоб я лопнула…»

– Саундтрек – основной элемент уникального торгового предложения, то есть наш козырь, мы хотим использовать музыку 80-х из GTA[18]. Ту песню английской романтической группы, где они поют про Рио, но клип снят на Шри-Ланке.

– А я думал, на Шри-Ланке снимался клип «Сохрани молитву»[19],– заметил Леандру, пододвигая к Черной Птичке пепельницу, крышкой которой служил перевернутый цветочный горшок.

Он был единственным редактором во всем здании, который не запретил Марселине появляться в своей монтажной, и считался невозмутимым, как далай-лама, даже после ночной смены.

– «Рио» снимали в Рио. Что логично.

– А ты у нас спец по романтической английской музыке начала 80-х? – съязвила Марселина. – Ты в 1984-м хоть на свет появился?

– Я думаю, ты скоро выяснишь, что тот трек «Дюран Дюран» записали в 1982 году, – сообщила Черная Птичка, тщательно затушив сигарету в предложенной пепельнице и водрузив крышку на место. – А видео на самом деле сняли в Антигуа. Марселина, что случилось с машиной съемочной группы?

– Полиция обнаружила ее раздетой до подрамника на краю Мангейры. Страховка все покроет. Но это значит, что все работает. То есть я хочу сказать, формат требует небольшой доводки, но идея замечательная. Это хорошее телешоу.

Черная Птичка зажгла очередную сигарету. Марселина маялась возле двери в монтажную. «Дайте мне снять ее, дайте мне, дайте мне, дайте мне эту передачу».

– Это хорошее телешоу, и меня оно заинтересовало.

Это наивысшая похвала, какую можно услышать от Черной Птички. У Хоффман дрогнуло сердце, но виной тому, скорее всего, стимуляторы. Потихоньку слезть с них, а потом нормально выспаться ночью – вот, по ее опыту, самый лучший способ отойти от ночной смены. Разумеется, если проект утвердят, то она может поехать прямиком в кафе «Барбоза», постучать в дверь Аугусту особым секретным масонским стуком и провести остаток дня с шампанским, глядя, как мимо проносятся роллеры с крепкими, как персик, задницами.

– Умное, злободневное, для всех возрастов, но, увы, его не будет.