– Полагаю, все готово? – спросил Артемис, сжимая и разжимая пальцы в патентованных перчатках из неопрена.
Он заметил, что одна ладонь нагрелась сильнее, – вероятно, когда он налетел на глыбу льда в полумиле вниз по берегу, термостат вышел из строя. Юноша выдернул провод питания зубами: особое переохлаждение ему не грозило, поскольку осенью температура в здешних местах держалась около нуля.
– И ты здравствуй, – отозвался Адамсон. – Приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу, если не с глазу на глаз.
Артемис не клюнул на закинутую Адамсоном приманку для «налаживания отношений». В данный момент в его жизни не было места очередному ненадежному другу.
– Мистер Адамсон, я не собираюсь просить руки вашей дочери, так что, думаю, мы можем пропустить светскую болтовню, которую вы чувствуете себя обязанным поддержать. Повторяю, все уже готово?
Заранее придуманные темы непринужденной беседы застряли у Адама Адамсона в горле, и он кивнул с полдюжины раз.
– Все готово. Твой ящик находится в задней комнате. Я доставил вегетарианские закуски и все необходимое из санатория «Голубая лагуна». Расставил сиденья, как ты просил в этом твоем лаконичном сообщении по электронной почте. Кстати, никто из твоих друзей до сих пор не появился, только ты один, и это после всех моих трудов…
Артемис извлек из багажного отсека снегохода алюминиевый чемоданчик.
– Не беспокойтесь на этот счет, мистер Адамсон. Почему бы вам не отправиться в Рейкьявик потратить часть непомерной суммы, содранной вами с меня за использование в течение пары часов вашего, честно говоря, третьеразрядного ресторана, и, может быть, найти какой-нибудь одинокий пень, готовый с удовольствием выслушать вашу скорбную повесть?
«Пара часов. Третьеразрядный. Два плюс три равно пять. Отлично».
Теперь настала очередь Адамсона ворчать, и его вислые моржовые усы слегка задрожали.
– Зачем же так, юный Фаул? Все мы люди. А людям положена толика уважения.
– Да ну? Может быть, спросим об этом китов? Или норок?
Адамсон нахмурился, его обветренное лицо сморщилось, как чернослив.
– Ладно, ладно. Я все понял. Не вижу, однако, почему я должен отвечать за все человечество. Все вы, подростки, одинаковы. Посмотрим, как поступит с планетой ваше поколение.
Артемис щелкнул замком чемоданчика ровно двадцать раз, прежде чем войти в ресторан.
– Поверьте, не все мы одинаковы, – сказал он, проходя мимо Адамсона. – Лично я намереваюсь поступить с планетой гораздо лучше, чем вы.
В зале ресторана имелось больше дюжины столов, заставленных перевернутыми стульями, и только один накрытый льняной скатертью, на нем стояли бутылки с ледниковой водой и лежали сумочки с туалетными принадлежностями у каждого из пяти мест.
«Пять, – подумал Артемис. – Хорошее число. Надежное. Предсказуемое. Четырежды пять – двадцать».
Совсем недавно Артемис решил, что пять – его число. Хорошие события происходили, когда участвовала пятерка. Логическая часть его разума твердила о нелепости данной идеи, но трудно игнорировать тот факт, что все трагедии в его жизни случились в те годы, которые не делились на пять: его отец пропал и стал калекой, старый друг и глава полиции Нижних Уровней Джулиус Крут из ЛеППРКОНа был убит печально известной пикси Опал Кобой, – и оба этих события произошли в годы без пятерок. Рост Артемиса составлял пять футов и пять дюймов, а весил он пятьдесят пять килограммов. Если он касался чего-либо пять раз или кратно этому числу, вещь не подводила. Дверь, например, оставалась закрытой, или талисман продолжал защищать проход, как и полагалось.
На этот раз все приметы выглядели благоприятными. Ему пятнадцать лет. Три раза по пять. В Рейкьявике он остановился в гостиничном номере сорок пять. У снегохода, доставившего его сюда в целости и сохранности, был кратный пяти регистрационный номер, а объем двигателя составлял пятьдесят кубических сантиметров. Все нормально. Он ждал четверых гостей, но вместе с ним получится пятеро. Никаких причин для паники.
Но какая-то частица Артемиса Фаула содрогалась от ужаса при одной мысли, что он поддался такому нелепому суеверию.
«Возьми себя в руки. Ты – Фаул. Фаулы не полагаются на удачу. Избавься от этих смехотворных наваждений и навязчивых идей».
Артемис пощелкал замком чемоданчика, чтобы умиротворить богов чисел – двадцать раз, четырежды пять, – и почувствовал, как замедляется биение сердца.
«Избавлюсь от дурных привычек завтра, когда покончу с этим делом».
Он слонялся по предназначенному для метрдотеля возвышению, пока Адамсон на своем тракторе-снегоходе не скрылся за изогнутым снежным хребтом, который вполне мог некогда служить позвоночником киту. После этого Артемис выждал еще минуту, пока отдаленный рокот двигателя не превратился в хрип заядлого курильщика.
Отлично. Пора заняться делом.
Артемис спустился по пяти ступенькам на пол главного зала ресторана (превосходно, хорошая примета), обошел несколько колонн, увешанных копиями маски из Стора-Борга[2], и остановился во главе накрытого стола. Стулья были расставлены так, чтобы сидящие на них смотрели на него, и легкое мерцание, похожее на полуденное марево, прокатывалось по скатерти.
– Доброе утро, друзья, – приветствовал Артемис гостей, заставив себя произносить слова гномьего языка уверенным, почти веселым тоном. – Сегодня нам предстоит спасти мир.
Марево словно зарядилось электричеством, неоново-белые помехи с треском пробежали по нему, и в глубине, как призраки во сне, проступили лица. Затем их черты сделались отчетливее, появились туловища и конечности. Возникли маленькие, почти детские фигурки. Почти, но не совсем. Гости были представителями волшебного народца, и некоторых из них Артемис считал друзьями. Других друзей у него пожалуй что и не было.
– Спасти мир? – язвительно переспросила капитан ЛеППРКОНа Элфи Малой. – Все тот же старина Артемис Фаул, и речь моя полна сарказма, поскольку спасать мир совсем не в твоем духе.
Артемис понимал, что следует улыбнуться, но не смог, поэтому нашел к чему прицепиться, вполне в своем духе.
– Жеребкинс, тебе нужен новый усилитель защитного экрана, – сказал он кентавру, неуклюже восседавшему на стуле, предназначенном для людей. – Я заметил мерцание еще с крыльца. И ты называешь себя экспертом в области техники? Сколько лет этому, которым ты пользуешься?
Жеребкинс топнул копытом, что было признаком раздражения и причиной его вечных проигрышей в карты.
– Я тоже рад тебе, вершок.
– Сколько лет мы не виделись?
– Не помню. Года четыре.
– Четыре. Вот видишь. Что это еще за модель?
Жеребкинс презрительно оттопырил нижнюю губу.
– Еще? Вот именно что еще! Этот усилитель прослужит еще сотню лет. Может быть, его стоит немного подстроить, но не более того.
Элфи встала и легким шагом прошла во главу стола.
– Вам обязательно с ходу начинать препираться? За столько лет не приелось? Словно две дворняги, метящие территорию. – Она положила два тонких пальца Артемису на