— Что это было? — спросил он сдавленным голосом. Казалось, что слова доставляли ему больше боли, чем сама операция.
— Артерия. Снабжает кровью брюшную полость. Была повреждена.
Сунь Ю пистолетом показал, чтобы он продолжал дальше.
Доктор Штайнхофер был старым, но неглупым. Знал, что преступники такого калибра его живым не отпустят. Он попытался выиграть время и разработать план, как ему выбраться из этой неприятности. Он проводил подготовку так медленно, как только можно было, выполнял все движения по два раза, обследовал пульс, дыхание, зрачковый рефлекс, давление, язык, обстукивал его со всех сторон. При этом лихорадочно думал. Нападение должно быть совершенно неожиданно. Ему нельзя было давать Сунь Ю ни десятой доли секунды усомниться.
— Я должен сделать вам укол, чтобы стабилизировать кровообращение.
— Никакого укола. Я сам стабилизирую кровообращение.
Тем не менее попытка была сделана. Доктор Штайнхофер продолжал обстукивать, ощупывать, ощипывать и очищать. Пулевой канал проходил слегка наискось сверху вниз к нижней части грудной полости, предположительно пуля застряла прямо перед позвоночником. Если он сможет дальше проходить скальпелем по каналу, то, может быть, удастся решительным уколом вверх разделить нервы между нижними шейными позвонками и, таким образом, вызвать искусственный паралич спинного мозга. Если он заденет нервный ствол полностью и быстро, то велика вероятность, что его пациент моментально потеряет контроль за руками, правая рука онемеет. Тогда он сможет завладеть револьвером и угрожать другим. Насколько велика была вероятность точно попасть в нижний сегмент шеи? Скорее невелика. Было всего несколько сантиметров, он должен попасть. Но это был его единственный шанс. Доктор Штайнхофер разорвал пакетик и вынул скальпель, которым хотел совершить это рискованное оперативное вмешательство. Шан и Вонг стояли несколько в стороне, но недоверчиво следили за каждым его движением. Это лечение должно было спасти жизнь врачу, а не пациенту, Гиппократу было не место в этой комнате. Доктор Штайнхофер осторожно подвел скальпель к входному отверстию и надеялся, что Сунь Ю был в достаточной степени непрофессионалом, чтобы не спросить, почему он сейчас работает скальпелем, а не пинцетом. Но тот только смотрел ему в лицо, а не на руки. Доктор Штайнхофер медленно засунул скальпель и искал позицию, с которой он мог сильно и целенаправленно уколоть. Доктор Штайнхофер не был специалистом по внутренним болезням, он не был неврологом и не был хирургом — этим коллегам такая операция не доставила бы труда, ему же, как врачу общей практики, нужно было порыться глубоко в долговременной памяти, вплоть до студенческих времен, и вспомнить лекции по морфологической анатомии, если это вообще было возможно по прошествии такого длительного времени. Лекции у профессора доктора Штефазиуса: «…между верхней долей легкого и нижней диафрагмой окружающие брюшную полость сращения настолько расслаблены, что даже рука может пройти…» Доктор Штайнхофер рассматривал свою руку, ведущую скальпель. Он уже приближался к семидесяти и гордился тем, что его рука все еще не дрожала. Затем взгляд его упал на искаженное лицо Сунь Ю. Глаза его были совершенно ясными. Доктор Штайнхофер обхватил ручку скальпеля, он должен был решиться на укол сейчас или никогда. Сунь Ю тихо произнес:
— А ты боишься, приятель, сильно боишься.
Сейчас доктору Штайнхоферу нужно было уколоть немедленно, но Сунь Ю его опередил. Он поднял пистолет и выстрелил доктору Штайнхоферу точно в лоб. При этом он не задел артерию верхней височной доли, поэтому и не брызнула кровь. Терминатор делает такое только в том случае, если хочет показать что-то сенсационное, если хочет до смерти напугать кого-то из стоящих рядом. Итак, доктор Штайнхофер повалился прямо на Сунь Ю.
— Что ты сделал? — закричал Вонг.
— У него был замысел, — сказал Сунь Ю. Он сказал это очень тихо, и Вонгу пришлось наклониться ухом к его лицу, чтобы Сунь Ю не нужно было повторять еще раз. — У него был план. И план хороший.
10
Самое неблагоприятное время для начала полицейского расследования — это вечер пятницы. Лаборатории только что закрылись, в учреждениях уже никого нет, хрипло звонят телефоны в опустевших приемных ратуши. Одиноко работающие компьютеры отсылают обратно сообщения out-of-office — разве с этим человеком вы еще пару минут назад не разговаривали по телефону? Аварийные и дежурные службы в выходные укомплектованы вторым составом, который информирован только о самом необходимом; кроме того, у подменяющих традиционно плохое настроение и никакого желания приходить кому-то на помощь. А если к тому же еще хорошая погода! Свидетели, которых нужно было срочно допрашивать, разъехались, повлюблялись или занялись здоровьем. Подозреваемые спокойно уничтожают следы, закрывают временные интервалы, пользуясь субботой, уходят с линии огня, а день господний воскресенье используют для того, чтобы скрыть свои преступления.
В такой субботний вечер, в светлый голубой день, почти такой же голубой, как глаза младенца, гаупткомиссар полиции Губертус Еннервайн ехал по медленно ползущей железной дороге местного значения в район долины Верденфельс. У него было прекрасное настроение, так как он надеялся вечером вернуться обратно и потом спокойно подумать, что ему предпринять в выходные. Но сейчас он сидел в вагоне первого класса и наслаждался великолепным видом замерзшего озера Штарнбергерзее, проносившегося мимо, окруженного виллами и овеянного легендами. Легкий пар, поднимавшийся над озером, дополнял красоту картины. На остановке Фельданфинг вошли двое тинейджеров и молча заткнули уши iPod-ом с двумя наушниками, и Еннервайн попытался по неподвижной, высококонцентрированной мимике этих двоих угадать, что они в данный момент слушали. Никакого шанса: это мог быть бусидо, французская грамматика или новые приключения Пумукля. Еще слава Богу, что подростки редко совершали убийства, подумал Еннервайн, на их лицах ничего невозможно прочесть. Поезд остановился в Тутцинге, там они, все еще связанные кабелем, вышли. Замерзшие поля Хугфлинга пролетали мимо, плавно извивающиеся пашни, под которыми уже поджидали рапсовые семена, которые весной окрасят ландшафт ярко-желтыми цветами.
Начальник послал Еннервайна в курортный город из-за этого темного дела. Сообщение о падении датчанина прошло по всем средствам массовой информации. Один свидетель даже утверждал, что видел выстрел, и свидетель изобразил это до некоторой степени убедительно. А при таком неясном подозрении на особо тяжкое преступление не обойтись без криминалиста. Как будто бы криминалисту больше делать нечего, подумал Еннервайн. Сомнительного свидетеля звали — минуточку — Вилли