Юсуф расслабился. Он размышлял о событиях в новогодний день. Своему работодателю Калим аль-Хасиду он ничего не рассказывал. Не хотел ставить себя в неловкое положение, если он признается, что вообще не владеет ситуацией. Вся эта история совсем не подходила в качестве рекомендации для телохранителя. Он вступил в контакт с несколькими присутствовавшими там коллегами, немного с ними поболтал, и затем, как бы вскользь, незаметно, насколько это было возможно, спросил, не заметили ли они чего-то необычного. Никто ничего не заметил. Никто ничего не видел. Он отдал на анализ в лабораторию кусочек ковра из ВИП-ложи, окончательных результатов пока еще не было, но химик уже сказал ему, что на ковре действительно были следы крови, на которые он тогда обратил внимание из-за их темноватой окраски. Следы крови могли принадлежать даже разным людям. Но у Юсуфа в отличие от полиции, конечно, не было базы данных, с которыми он мог сравнить следы. Юсуф слышал, что в окружении итальянской мафии был какой-то сумасшедший, который создал Сеть, которая собирала по всему миру кровь, слюну и отпечатки пальцев известных современников. Эти вещи можно было использовать для того, чтобы оставлять ложные следы, добиваться шантажом политических решений, чтобы на высшем уровне вмешиваться в ход мировых событий. Юсуф собирался вступить в контакт с этим австрийцем (а это и был австриец).
16
Компьютеры свезли вниз, отсоединили удлинитель 0,5 переходника XY4, стащили ящики, загрузили машины, и гаупткомиссар Губертус Еннервайн отошел немного в сторону, чтобы поразмышлять над мелочью, которая засела у него в голове. Прежде чем позвонить своему шефу, чтобы окончательно закрыть дело, он хотел пройтись еще по одному следу.
Уже утром он поговорил по телефону с Марией. Доктор Мария Шмальфус была полицейским психологом и тоже входила в команду. Ее не взяли сюда, так как случай казался очень сомнительным. Еннервайн дал Марии поручение. Сейчас он звонил ей. Она быстро взяла трубку, поскольку уже ждала его звонка.
— Что вы выяснили о Сёренсене, Мария?
— Все, шеф. Датские коллеги охотно откликнулись. Оге Миккель Сёренсен, 24 года, законченное высшее образование по специальности учитель физкультуры, не женат, нет подруги, нет детей, не принимает наркотики, не вовлечен ни в какие скандалы с допингом. К судебной ответственности не привлекался, не имел никаких контактов ни среди богемы, ни с преступным миром. Проживает в Скагене, в Северной Ютландии, домик, не обремененный долгами, с видом на море. Ничем не примечательная личность.
— То есть, нет никого, у кого была бы причина.
— Абсолютно никого, если не считать его мать, его единственную родственницу, которая в случае смерти Оге смогла бы получить приличную сумму по страхованию спортсменов.
— Мать, которая ездит во всей Европе со снайперской винтовкой, убивает своего единственного сына во время прыжка с трамплина, чтобы устроить себе на деньги от страховки хорошенькую жизнь в Ютландии?
— Это скорее исключается. И другого приемлемого мотива, для того чтобы убить Сёренсена, тоже нет. Но…
Мария сделала паузу. Еннервайн смотрел сейчас, как Штенгеле и Шватке по настоянию любопытных зрителей вынуждены были позировать для фотографии на память из отпуска. Они ведь находились в туристическом месте. У Еннервайна было смутное предчувствие, к чему Мария клонила со своим «но».
— Я посмотрела как-то результаты крупных международных турниров по прыжкам на лыжах за последние два года, шеф. При такой элитарной дисциплине не является неожиданностью то, что появляются все время одни и те же имена, и прежде всего в числе первых.
— Я все равно задаю себе вопрос, что в этом виде спорта вообще может быть увлекательным.
— Наш несчастный образцовый датчанин обычно не играл в первой лиге, — продолжила Мария.
— Я знаю, ему повезло попасть в финал.
— Не то слово, здорово повезло! Но есть другой кандидат, который мог бы быть в том числе. И он тоже никогда не участвовал среди первых. Это русский по имени Юрий Атасов, ему 39 лет, и он уже слишком старый для прыжков с трамплина, но он крутой парень. И неудивительно. Он закончил Военную академию в Москве.
Еннервайн сразу очнулся:
— Военная академия? Он был военным?
— Да, у него там было звание генерал-полковник. А в таком возрасте его можно получить, если работаешь на Комитет государственной безопасности.
— То есть на КГБ.
Эти три звучных буквы Еннервайна еще на какое-то время повисли в комнате.
— Именно так. На КГБ, — продолжила Мария, — которого с девяносто первого года уже не существует, но тем не менее это Юрий Атасов, бывший кагэбэшник, который только случайно не оказался в том месте, в котором прыгал Оге Сёренсен.
— Могу себе представить, к чему вы клоните, Мария. Попытайтесь выяснить все об Агасове.
— Я уже все время этим занимаюсь, шеф, — сказала Мария.
— Я скоро позвоню.
— Спасибо, Губертус.
Он задумчиво закрыл свой мобильник, потом пошел в закусочную палатку.
Там стояли эксперты-криминалисты вокруг Беккера, а отдельно от них проводящие расследование традиционными методами чиновники вокруг Штенгеле. Беккер обратился к нему:
— Новые результаты?
— Как посмотреть. Один след, но достаточно некорректный.
— Я не удивляюсь, ведь пули нет!
Эксперты-криминалисты ухмылялись, Беккер все больше веселился. И если бы он не был так хорош в профессиональном плане… Еннервайну нужно было сейчас отметить свой участок.
— Еще нельзя исключать, что такую блестящую пулю, которая лежит в снегу, заметил какой-то зритель и взял ее с собой в качестве сувенира.
— Такое возможно, — сказал Беккер и ухмыльнулся еще шире. Он что-то замышлял. — Ах, кстати, вы нашли при ваших усердных поисках пулю 5,45 калибра, которой мы выстрелили из духового ружья по лыже Гизелы?
Смущенное молчание.
— Эта пуля, которую совершенно точно выпустили, не обнаружена десятком чиновников? Может быть, ее проглотила собака, — пошутил Беккер. Пешие криминалисты проиграли со счетом 0:1.
Это, что касается темы ручного расследования, подумал Беккер, и Еннервайн знал, что Беккер от этом подумал. И Беккер знал, что Еннервайн это знал.
— Вы это имели в виду? — спросил Еннервайн, сунув руку в карман куртки и бросив Беккеру на стол пулю 5,45 калибра.
А там в клинике, в комнате одноногого