– Я слышала, что недостаточное поглощение солнечной энергии может повести к дальнейшим неприятностям, – сказала мама. – Даже поведенческим.
– При всем моем к вам уважении, мадам, не соглашусь с вами: третья серия колоссально осчастливила множество мальчиков и девочек. Если вы живете не на Аляске и не в угольной шахте, беспокоиться вам не о чем.
Мама продолжала смотреть на Рекса. Наконец покачала головой.
– Мне очень жаль, Кэролайн. Понимаю, почему он тебе нравится. Но нам он не подходит. Мы найдем тебе то, что подойдет безупречно.
Рекс улыбался и улыбался, пока посетители не ушли, и даже после их ухода ничем не показал, что опечален. Но тогда-то я и вспомнила, как он пошутил, и поняла с несомненностью, что эти вопросы про Солнце, про то, сколько питания нам от Него достается, были у Рекса на уме уже некоторое время.
Сегодня, конечно, я понимаю, что не только у Рекса. Официально, однако, проблем не было вообще: у каждого из нас имелись технические характеристики, которые гарантировали, что на нас не воздействуют такие факторы, как наше положение внутри помещения. И все-таки после нескольких часов без Солнца у ИД или ИП возникала некоторая сонливость, а с ней и беспокойство, что с тобой что-то не так – что у тебя какой-то особый, только тебе присущий недостаток, и, если о нем станет известно, тебе никогда не обрести дома.
Это одна из причин того, что мы так много значения придавали пребыванию в витрине. Всем нам было обещано, что очередь дойдет до каждого, и каждому хотелось, чтобы она поскорей до него дошла. Отчасти это объяснялось тем, что представлять магазин наружному миру, по словам Администратора, «особая честь». Кроме того, разумеется, что бы Администратор ни говорила, мы все знали: кто на витрине, того скорее выберут, чем кого-то другого. Но крупная мысль, которую молча разделяли мы все, касалась Солнца и Его питания. Роза однажды, незадолго до того как настала наша очередь, высказала ее мне шепотом:
– Клара, как ты думаешь: когда мы будем в витрине, мы получим от Солнца столько, что хватит уже навсегда?
Я все еще была совсем новая и не знала, как отвечать, хотя тот же вопрос и мне приходил на ум.
Потом наконец наша очередь пришла, и однажды утром мы с Розой вступили в витрину, стараясь не повалить ничего, что в ней выставлено, как повалила предыдущая пара на той неделе. Магазин, конечно, еще был закрыт, и я думала, что решетка будет совсем опущена. Но, едва мы сели на Полосатую Софу, я увидела неширокую щель под нижним краем решетки – Администратор, вероятно, приподняла ее, когда проверяла, все ли для нас готово, – и свет Солнца образовал яркий прямоугольник, который поднимался на наше возвышение и кончался прямой линией у самых наших ног. Надо было только вытянуть их чуть-чуть, и они оказывались внутри Солнечного тепла. Я поняла тогда, что, каким бы ни был ответ на вопрос Розы, мы вот-вот получим все необходимое питание на ближайшее время. И, когда Администратор дотронулась до выключателя и решетка поползла вверх, открывая всю витрину, нас окатил ослепительный свет.
Должна признаться: у меня, чтобы желать пребывания в витрине, всегда была еще одна причина, не связанная ни с Солнечным питанием, ни с возможностью быть выбранной. В отличие от большинства ИД и ИП, в отличие от Розы, я всегда хотела смотреть наружу и видеть там как можно больше – и во всех подробностях. Поэтому, как только решетка поднялась, сознание, что от тротуара меня теперь отделяет только стекло, что я могу свободно, вблизи и целиком рассматривать многое, от чего раньше видела только углы и края, так меня взволновало, что на мгновение я почти позабыла о Солнце и Его доброте к нам.
Я впервые увидела, что Здание РПО на самом деле построено из отдельных кирпичей и что оно не белое, как я всегда думала, а бледно-желтое. Я теперь увидела еще, что оно даже выше, чем я воображала – двадцать два этажа, – и что каждое из его повторяющихся окон подчеркнуто своим наружным подоконником. Мне видна была диагональная линия Солнца по фасаду Здания РПО: треугольник по одну сторону от нее казался почти белым, а тот, что по другую сторону, был очень темный, хотя я знала теперь, что весь фасад бледно-желтый. И я не только все окна видела до самой крыши, но иногда и людей внутри – одни стояли, другие сидели, третьи перемещались. А внизу, на улице, я видела прохожих, их разнообразную обувь, бумажные стаканчики, наплечные сумки, маленьких собачек, и, если хотела, я могла следить взглядом за кем угодно до пешеходного перехода и дальше, за второй знак Зоны Принудительной Эвакуации, до того места, где два ремонтных человека стояли над канализационным люком и на что-то показывали. Я могла заглядывать внутрь такси, когда они замедляли ход, чтобы пропустить людей на переходе: видела, как пальцы водителя постукивают по рулевому колесу, видела, какая кепка на пассажире.
День длился, Солнце нас грело, и я видела, что Роза очень счастлива. Но я заметила, что она почти ни на что не смотрит, ее взгляд все время был направлен на первый знак Зоны Принудительной Эвакуации прямо перед нами. Только если я показывала ей на что-то, Роза поворачивала голову, но она быстро теряла интерес и снова принималась глядеть на тротуар и на знак.
Сколько-нибудь долго Роза смотрела куда-то еще, лишь когда перед нашей витриной останавливался прохожий. В этом случае мы обе вели себя так, как нас учила Администратор: улыбались «нейтральными» улыбками и неподвижно глядели в отдаленную точку на полпути до Здания РПО. Очень заманчиво было получше рассмотреть подошедшего, но Администратор объяснила, что заглядывать в такую минуту прохожему в глаза – верх вульгарности. Только если нам делали знак или заговаривали с нами через стекло, нам полагалось отвечать, но никак не до этого.
Некоторых из тех, кто останавливался, мы не интересовали вовсе. Кому-то надо было снять спортивную туфлю и что-то с ней сделать, кто-то доставал свою дощечку и жал на экран пальцами. Некоторые, однако, подходили прямо к стеклу и смотрели внутрь. Часто это были мальчики и девочки такого примерно возраста, для какого мы лучше всего годились, и они на вид были нам очень рады. Подросток, один или со взрослым, подходил, полный возбуждения, показывал пальцем, смеялся, строил рожицу, стучал по стеклу, махал.
Случалось иногда так – я вскоре получше научилась глядеть на тех, кто у витрины, делая вид, будто