Но с того момента, как я стала Викторией Донован — все помутнело. Определенный период моей жизни, будто бы находится за оградой, и я понятия не имею как ее обойти.
И я думаю… нет, я знаю, что существует только один человек в мире, который может помочь мне с этим — это он.
— Ты слышала меня? — Кэйт застыла в дверях. — Тебе пора в кровать.
— Я не могу. Я…
— Я знаю. У тебя свидание, — перебила меня Кэйт, — Бла, бла, бла. Через час приду проверю тебя.
Шансы на то, что она придет позже, очень малы, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.
Но, когда она разворачивается, чтобы уйти, я окликаю ее.
— Кэйт? — медсестра оборачивается.
— Можешь ли ты в следующий раз входить потише? Я пытаюсь уложить свою дочь спать.
Кэйт закатывает глаза.
— Конечно, Виктория.
Через секунду после того, как за ней закрывается дверь, я отодвигаю кровать от стены и запихиваю таблетки в маленькую щелочку в стене. Она не больше, чем кончик ластика. Я случайно обнаружила ее, когда уронила лист бумаги за кровать. Много раз я думала о том, как она там оказалась. Мне нравится думать, что другой пациент проделал эту дырку в стене, чтобы также запихивать туда лекарства.
Я сажусь на самый краешек кровати, каблуки туфель впиваются в линолеум. Часы медленно тикают, поддразнивая меня тем временем, которое я теряю.
Он придет с минуту на минуту. Конечно, он придет.
Снова и снова я напоминаю себе, что должна твердо стоять на своем и не доверять его словам. Если я буду соблюдать эти два правила, он не сможет обольстить меня.
Несмотря на то, что я оживаю только тогда, когда он рядом.
Кожу покалывает.
Сердце бешено стучит.
Но не все его визиты так прекрасны. Порой он обнажает темную сторону своего сердца и мучает меня понимающей улыбкой и загадочными фразами.
Чтобы было проще понять, у него есть дурная черта, которую я просто не могу изменить. Она заключается в том, что все вокруг меня думают, что его не существует.
— Ваш муж мертв… — слова моего доктора всплывают в голове.
Я сжимаю живот и сгибаюсь, напоминая себе, что нужно дышать.
Они ошибаются.
Он не мертв. Это ложь.
Он реален. Моя реакция тому доказательство. Но никто здесь не верит мне. Не важно сколько раз я им это твердила.
Я резко встаю и начинаю ходить по комнате. Каблуки стучат по полу. Я считаю шаги до двадцати пяти, затем начинаю заново.
Веки тяжелеют.
Он скоро будет здесь, и я докажу им. Одна из медсестер поймает его, и они отпустят меня.
Потому что они увидят, что я не сумасшедшая.
Правильно?
Я сажусь на кровать и как одержимая смотрю на часы. Время идет.
10:45
10:46
10:47
Веки наливаются свинцом. Я сдаюсь и позволяю изнеможению взять надо мной верх.
***Дверь тихо открывается.
Подняв голову, вижу, как он заходит в мою комнату. Я медленно улыбаюсь. Не знаю, сколько времени прошло. Может быть несколько часов.
Может быть несколько минут.
Все, что важно сейчас, это то, что он здесь. Он всегда управляет любой комнатой, в которую входит. Его полуулыбка так отлично отражает то, что он знает, какой эффект оказывает на людей.
Я встаю и следую за ним взглядом. Руками тереблю подол платья.
Он не изменился, и я уверена, что никогда и не изменится. Светлые волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. Ох уж эти строгие карие глаза.
Хотя весь свет выключен, жалюзи открыты, и они пропускают лучи серебристого цвета. Они падают ему на лицо, делая его похожим на привидение.
Если бы не морщинки вокруг глаз, я бы подумала, что время безвластно над ним. Он всегда в одной и той же одежде: белая футболка, джинсы и коричневое пальто. Не важно какая температура на улице. Его образ никогда не меняется.
— Скучала по мне, Виктория?
Мои воспоминания могут появляться и пропадать, но его голос и присутствие невозможно забыть. Яркие сцены всплывают перед глазами. Туман медленно исчезает. Я думаю, что сейчас увижу правду, но затем все превращается словно в старый кинофильм. Все мерцает. Мой разум напрягается, стараясь задержать воспоминания, но появляются черные пятна, которые становятся все больше и больше, пока не остается ничего, кроме тьмы.
Он снова повторяет свой вопрос. В этот раз, сквозь его слова проскальзывает нетерпение.
Я сопротивляюсь. Думаю, что не важно какой реакции он ожидает от меня, мое сердце и разум всегда будут воевать друг с другом. В одно мгновение, мне хочется обнять его и умолять не покидать меня, на следующее я борюсь с желанием бежать от него так быстро, как только смогу.
— Да, — наконец-то отвечаю я.
Я моргаю, и он уже стоит передо мной. Я стою прямо. Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Борюсь с желанием прижаться к его шее.
— Я тоже по тебе скучал, — говорит он.
Его пальцы скользят по моим рукам и обхватывают запястья. Одним движением он притягивает меня к себе. Его палец вычерчивает спирали на моей шее. Атмосфера накаляется. Он придвигается ближе ко мне. Наши губы на расстоянии дюйма и я знаю, что либо сейчас, либо никогда. Не существует приемлемого вступления для того, что я собираюсь сказать.
— Я покидаю «Фэйрфакс».
Слова вылетают наружу. Его пальцы чуть сильнее сжимают мою шею.
Высказывание подобно этому должно нести за собой энтузиазм и счастье. Уэс никак не реагирует. Он просто улыбается своей уверенной улыбкой, словно знает, что я никуда не собираюсь.
— Почему ты хочешь уйти? Фейрфакс — твой дом.
— Больше нет.
Положив руки ему на грудь, я нежно отталкиваю его.
— Они должны увидеть тебя. Они должны знать, что ты не мертв. Ты должен помочь мне.
Я опускаю взгляд на свои руки, и вижу, что ладони сжались в кулаки, крепко вцепившись в ткань его футболки.
Уэс убирает мои руки и отходит.
— Я не могу помочь тебе.
— Нет, можешь.
Сердце стучит как барабан. Я преодолела первое препятствие, и сейчас не могу сдаться.
— Я знаю, что можешь. Мы с Эвелин больше не принадлежим этому месту.
Уэс даже не смотрит на Эвелин. Он сжимает губы, пока потирает шею.
— Ты действительно думаешь, что если доктора увидят меня, то отпустят тебя?
— Это докажет, что я не вру.
— Виктория, ты сама сюда пришла.
— Нет… — резко говорю я. Мне хочется отрицать его слова, но когда я рыскаю по своей памяти, я не могу вспомнить день, когда прибыла в «Фэйрфакс». Нет ничего кроме тьмы. Как всегда.
— Ты кому-нибудь еще говорила об этом? — резко спрашивает Уэс.
Я задумчиво смотрю на него.
— Нет.
— Хорошо. Они тебе не помогут, — его голос звучит прямо и строго, не оставляя места для возражений.
— Тогда кто поможет? — шепчу я.
Он грустно улыбается.
— Никто.
У Уэса есть ответы на вопрос почему я здесь. Я вижу это по его глазам. Если у меня получиться разговорить