— Да. Да, уверена, что все будет хорошо. Так и должно быть, верно? — говорю я, сверкнув в ее сторону нервной натянутой улыбкой.
— О, конечно, милая. Если будешь заботиться об этих детишках в течение целых шести месяцев, подумай обо всех деньгах, которые сможешь сэкономить, чтобы помочь своим родителям. Ты сама это сказала. У тебя ведь не будет никаких расходов. Ты никого не знаешь в городе, так что не сможешь тратить деньги на развлечения каждый вечер недели, как делает молодежь.
Меня с натяжкой можно назвать «молодежь», в свои двадцать восемь лет, я уже миновала тот период своей жизни, когда каждый уик-энд проводила на вечеринках и тратила деньги впустую. Последние пять лет я проработала учительницей в начальной школе, оплачивала счета, экономя пятнадцать процентов от своего дохода, откладывая деньги на покупку дома. Так поступают взрослые ответственные люди. Я бы все еще занималась этим, если бы государственная школа, в которой работала, не была закрыта из-за недостаточного государственного финансирования. Я потеряла работу вместе с остальными преподавателями четыре месяца назад, примерно в то же время, когда мама и папа смущенно признались, что ресторан на грани разорения. Они не просили о помощи, нет, но я видела, что они в ней нуждаются. Очень нуждаются. Вот куда пошли мои сбережения. Все до копейки. Теперь у меня больше не было денег, чтобы дать им, и не было работы, чтобы заработать больше, и вот так я оказалась в этом самолете рядом с Марджи, на пути к собеседованию для работы няни на другом конце страны.
Не знаю, как до этого дошло. Мне нужно было найти другую преподавательскую работу, но сейчас середина учебного года, и все вакансии заполнены. Репетиторство приносило какой-то доход, но это было эпизодически и ненадежно, а мне нужен постоянный доход, чтобы убедиться, что смогу держать маму и папу на плаву. Когда агентство, в которое я записалась, позвонило и сообщило мне о Ронане Флетчере и его двух маленьких детях, у меня не было особого выбора, кроме как согласиться на полностью оплаченную поездку через Штаты, чтобы встретиться с этим странным, богатым человеком и узнать, что он ищет.
— Напомни, сколько лет детям? — спрашивает Марджи, на этот раз сжимая мою руку.
— Не уверена. По-моему, в папке значилось пять и семь.
Лицо Марджи вытягивается от удивления.
— Такие маленькие? И ты говоришь, что у тебя еще нет своих детей? — У меня сложилось впечатление, что она считает меня плохо подготовленной к тому, чтобы иметь дело с пяти и семилетними детьми.
— Нет, на самом деле я не хочу детей, — говорю я. — Мне нравится заботиться о детях в школе, но я не планирую иметь своих собственных.
— О боже, милая, почему? Быть мамой… это самая чудесная вещь в мире. Не знаю, как бы я жила без моих мальчиков.
Со временем я поняла, что, если сказать людям, что у меня не может быть детей, они всегда чувствуют себя неловко. Всегда лучше было просто солгать. Что-то придумать — мой образ жизни слишком беспокойный для иждивенцев, или просто не хочу быть матерью. Это проще, чем объяснить, что я была замужем один раз, в общей сложности восемнадцать месяцев, прежде чем поняла, что вряд ли когда-нибудь смогу забеременеть. Мой бывший, с*кин сын, плохо воспринял эту новость. Он взял наличные, лежавшие на нашем совместном сберегательном счете — слава богу, это были не все сбережения — и сбежал с моей лучшей подругой. В последний раз я слышала, что у них только что родился первый ребенок, маленькая девочка, и они жили в Сан-Франциско.
Я тупо улыбаюсь Марджи и пожимаю плечами.
— Уверена, что материнство — это прекрасно. Просто не для меня.
Марджи хмурится, как будто не может понять, что со мной творится.
— Все в порядке, милая, — говорит она. — Знаешь, ты, возможно, передумаешь. Однажды ты просто проснешься и вдруг... — Она качнулась в мою сторону, когда колеса самолета коснулись земли. Где-то в хвосте самолета кто-то начал хлопать в ладоши. Марджи на мгновение посмотрела в ту сторону, пока я изо всех сил старалась вернуть свое сердце на законное место в груди, оттуда, где оно застряло высоко в горле.
— Ну, вот. Все прошло не так уж и плохо, правда? — спрашивает Марджи.
Кажется, она совсем забыла о предложении, которое только что не закончила. Я тоже этому рада, ведь все это уже слышала не раз: «Ты проснешься однажды утром, и тебе просто захочется иметь ребенка. Это поразит тебя, как гром среди ясного неба, и ты не сможешь отрицать зов своего тела.» Проблема в том, что я уже проснулась и почувствовала этот зов глубоко в своих костях, но мое тело отказало мне, и с тех пор мне приходится иметь дело с этой печальной реальностью.
— Внимание всем пассажирам. Пожалуйста, оставайтесь на месте с пристегнутыми ремнями безопасности до тех пор, пока пилот не выключит знак «пристегните ремни». При открытии верхних шкафчиков, пожалуйста, действуйте осторожно, так как предметы могли перемещаться во время полета и могут упасть… — Из громкоговорителей продолжает передаваться заранее записанное сообщение, предупреждающее пассажиров огромного аэробуса А380 — заполненного едва ли на четверть — что усиленные меры безопасности в аэропорту могут означать длительное ожидание высадки и получения багажа. Но я почти не слушаю его. Уже чувствую себя слишком переполненной, мое горло немного распухло, крошечные бусинки пота прорываются через поры кожи, посылая холодные мурашки, бежать по моему животу и вниз по рукам.
— А памятник все еще есть? — резко спрашиваю я. — Ну, знаете, там, где раньше был Всемирный торговый центр.
Марджи перестает рыться в своей потрескавшейся черной кожаной сумочке и пристально смотрит на меня. И внезапно она где-то между чувством сильной жалости ко мне и некоторой настороженностью.
— Ну, конечно же, дорогая. С какой стати он мог исчезнуть?
Смотрю в окно, не желая смотреть на нее и обмениваться странными выражениями лиц.
— Даже не знаю. Кажется, что это было так давно. Люди... они забывают.
— О, нет. Нет, это вряд ли когда-нибудь