– Джон! – окликнул его кто-то со спины, и Джон-фанат-«Джайантс» отпустил дверь, позволив ей закрыться и разделить нас. Сам он при этом уже лениво пожимал руку другому парню, одновременно хлопая его по спине. Они походили на спортсменов, движения у них были изящные и точные, несмотря на легкую расхлябанность, ощущавшуюся в обоих. Голени у них были загорелыми только частично, граница загара была четко видна. «Американский футбол», – предположила я.

Я встала в очередь за информационными брошюрами для первокурсников, наблюдая за парнями через стеклянную дверь и гадая: познакомились ли они только что или на какой-нибудь игре, а может быть, были знакомы с детства? Было любопытно смотреть, как люди контактируют друг с другом, смотреть, как они решают – что сказать, что сделать? Первое впечатление – самое важное. Я считывала язык их тел, отмечала попытки выглядеть беспечными. Тоже попыталась расслабить плечи, но они застыли в постоянном напряжении.

Мы с Джоном встретились глазами, и его губы сложились в двусмысленную улыбочку, которую мне предстояло увидеть еще сотни раз. Он подмигнул, и я быстро отвернулась, притворяясь, будто не видела. Я предпочла бы оставаться незамеченной, но от матери унаследовала безупречную белую кожу и зеленые глаза, черты лица у меня были мягкие и правильные, и сколько бы я ни ела, тело мое оставалось худощавым. Техасское солнце подарило моим волосам золотистый оттенок, несмотря на мое желание быть безликой и безымянной.

Я отвернулась, но все еще чувствовала на себе его оценивающий взгляд. Смех Джона доносился до моего слуха, когда другие студенты входили в столовую, и обрывался, когда они закрывали дверь за собой.

Было в нем нечто знакомое – в том, как он улыбался, в том, как хотел сделать мне что-нибудь приятное, в цвете его кожи и волос. Сглотнув, я прогнала прочь это воспоминание.

– Те, с кем вы подружитесь в эту неделю, станут вашими друзьями на всю жизнь.

Я слушала девушку, выступавшую перед нами, но мои ноги зудели от желания двигаться. Я никогда не умела долго сидеть на одном месте и уже страшилась того, как долго будет тянуться вводное собрание. Я не понимала, почему мы просто не можем прочитать брошюру о Хоторне и пойти по своим делам. Я жаждала уроков, расписания, учебной рутины. Я надеялась, что нас не заставят выполнять упражнения для сплочения команды.

Девушка, сидевшая слева от меня, обдирала заусенцы. Я смотрела, как она указательным пальцем оттягивает воспаленную кожу на большом. Тянет, царапает, подцепляет. Она повторяла это до тех пор, пока кусочек кожи не шлепнулся на пол.

– По сути, просто не надо ужираться в хлам, ладно, народ? – сказала выступавшая перед нами девица. – Мы обычно называем это «приятно погудеть».

Несколько моих сотоварищей засмеялись. Я задумалась о том, что администрация, вероятно, решила: если про правила употребления алкоголя и наркотиков нам расскажет кто-то из старших студентов, это окажется доходчивее. Похоже, их план сработал.

Я уставилась на верхушки сосен, выделявшихся на фоне затянутого дымкой летнего неба. Вдали я различала шпиль часовни и покатые крыши кирпичных учебных корпусов. Эдлтон, штат Мэн – идиллическое местоположение для маленького колледжа гуманитарных наук; он примостился среди лесов, где росли в основном клены, сосны и дубы. Когда за год до окончания мною старшей школы мы с отцом приезжали сюда на обзорную экскурсию, экскурсовод рассказывал нам о небольшом городке, выстроенном вокруг лесопилки, о лесовозах, мчащихся по дорогам и везущих спиленные стволы деревьев для переработки в целлюлозу или в древесные гранулы для отопления, а иногда – в паркетную доску. Отца куда больше интересовала деревообработка, чем Хоторн-колледж, и он настоял, чтобы после экскурсии мы проехали через городок, сфотографировали потемневшие от времени кирпичные здания лесопилки и развалины водяной мельницы, некогда приводившей станки в движение.

Во время экскурсии я подслушала, как еще один потенциальный студент шепотом рассказывает, что местные жители ненавидят студентов, находящихся в привилегированном положении. Несколько лет назад, когда в одном из баров случилась драка, кого-то из студентов пырнули ножом и не доставили в больницу вовремя, и он истек кровью, лежа на тротуаре.

Девушка с заусенцами толкнула меня под локоть, глядя на сидящего перед нами парня. Я проследила за ее взглядом. У парня были невероятно черные волосы, а его смуглая кожа приятно контрастировала с окружающим морем белых лиц. Он играл в «Тетрис» на своем телефоне, ловко орудуя гибкими пальцами. На нем были толстовка с капюшоном и дорогие темные джинсы. Он прочно упирался в пол ногами, обутыми в новенькие высокие ботинки, доходящие до края подвернутых штанин его джинсов.

Девушка шепнула мне на ухо:

– Он – принц.

Я посмотрела на нее; лицо ее лучилось неудержимым восторгом. Глаза сияли, на ресницах комочками собралась тушь. Краешком глаза я оглядела ее с головы до ног. По масти она была полной противоположностью мне. Кожа ее загорела так, словно этот загар никогда не сходил; глаза у девушки были темные, как и волоски на руках. Я гадала, не была ли эта студентка откуда-нибудь из-за границы, скажем, из Индии или Шри-Ланки. Ногти у нее были накрашены синим лаком с трещинами; лицо обрамляли шелковистые черные волосы, постриженные под градуированное каре. Меня удивила ее большая грудь, сильно выделявшаяся на худом теле.

Она подалась ближе ко мне.

– Я слежу за ним в группе в «Фейсбуке». У него целых десять «Ламборгини» или типа того. Он из ОАЭ. Дубай, Абу-Даби или что-то в этом роде… Абу-Даби, по-моему. Да. Потому что его отец – тамошний министр финансов. А еще я совсем обнаглела и «нагуглила» про него все, что смогла; только не осуждай меня, ладно? – шептала она с явным британским акцентом.

Богатство никогда особо не впечатляло меня. Я жила в уютном доме, где никогда ни в чем не нуждались, но и не покупали предметов роскоши. Когда-нибудь я хотела заполучить деньги, много денег, но никогда не завидовала тем, кто родился в богатстве. Мне всегда казалось, что с этим связано слишком много разного рода сложностей и ограничений.

– Мы должны подружиться с ним, – продолжила девушка. На лице ее расплывалась маниакальная улыбка.

Ее прямота была удивительной. Она говорила так, словно мы были подругами – «мы должны». Но я ведь даже еще не знала ее имени. Единственное общее, что было между нами, – это то, что мы сидели бок о бок в длинном ряду студентов, устроившихся в одном конце столовой. Она громко вздохнула и откинулась на спинку стула, обвив его металлические ножки ногами, обутыми во «вьетнамки». Я смотрела, как она вытаскивает из сумки пакетик жвачки и предлагает мне угоститься.

– Как тебя зовут, кстати? – прошептала она.

– Малин, – ответила я. –