– Давай, заходи, уродец! – Рогов, опер с обгорелым лицом, с силой втолкнул подозреваемого в кабинет.
– Так, Миша, спокойней! – Ерохин слегка приподнялся. – Он еще свое получит…
Задержанный сел напротив, закованные в «браслеты» руки положил на колени. Сам держался спокойно, как будто не осознал серьезности положения. Или, что хуже, был уверен в своей невиновности – стопроцентных доказательств у сыщиков не было, но это лишь дело времени…
Маша Терешенко, сидевшая неподалеку от Ерохина, слегка дернулась от неожиданности – Рогов чересчур громко придвинул еще один стул, разместился позади пойманного парня. Следом зашел Борисов, следак из районного отдела, он сел в уголке, наблюдая сразу за всеми.
– Ну, рассказывай, – следователь Ерохин чиркнул спичкой, прикурил, затянулся дымом. – Как убивал, кто помогал…
– Никого я не убивал, и никто мне не помогал, – медленно, словно заторможенно, ответил задержанный.
– Так не убивал или не помогал? – с трудом держа себя в руках, спросил Рогов.
Ерохин строго посмотрел на него и покачал головой. Опер с обгорелым лицом нахмурился, но жестами показал начальнику, что сейчас возьмет себя в руки.
– Давай так, Володя – следователь перевел взгляд на задержанного. – Ты сотрудничаешь со следствием и отвечаешь на мои вопросы. Тебе это зачтется. Но для начала представлюсь. Олег Дмитриевич Ерохин, старший следователь по особо важным делам. А теперь, Увальцев Владимир Петрович шестьдесят седьмого года рождения, спрошу еще раз. Как убивал, кто помогал?
Задержанный молчал, неспешно обдумывая слова следователя. Неприятный тип, подумала Маша. Старик Ломброзо, как бы его ни ругали, во многом был прав. Неопрятный, под носом гаденькие усики, бегающие мышиные глазки. Штаны из непонятного материала, все в катышках, зато свитер модный, турецкий. Из тех, что с узорами «под ковер».
В этот момент парень мазнул по ней влажными глазами, задержал взгляд, словно ощупывал ноги, отчего Маше тут же захотелось помыться, и потом как-то странно съежился – как будто хотел скрыть естественную мужскую реакцию.
– Ты чего там делаешь? – с подозрением спросил Рогов, привстал и хорошенько встряхнул задержанного Увальцева. – А ну, выпрямись и сядь нормально!
– Не надо, – жалобно попросил тот. – Не надо, пожалуйста!
Маша отвела взгляд, когда Увальцев под напором бывалого опера все-таки распрямился, и стало ясно, что смотрел он в ее сторону не просто так…
– Тьфу! – от души сплюнул Рогов и вернулся на свой стул.
Ерохин молча наблюдал за происходящим, но не останавливал подчиненного. Затушил сигарету в давно заваленной и нечищеной пепельнице.
– Молчишь? – он смерил взглядом задержанного. – Ничего, это бывает. Волнение, знаешь ли. Но я тебе помогу. Утром тебя видели рядом с местом преступления, причем при появлении людей ты почему-то побежал. А еще держал в руке нож…
Маша внимательно наблюдала за поведением подозреваемого. Ерохина тот слушал отстраненно, как будто следователь говорил не о нем, а о каком-то другом человеке. Ни бровью, ни ухом не повел.
– Я рыбу ловил, – наконец-то ответил Увальцев. – Люблю рыбу ловить. Лучше всего это как раз поутру делать, клев самый хороший. А ножом я улов разделываю…
– Прямо на месте? – уточнил Ерохин.
– Да, – кивнул задержанный. – Что-то кошкам отдаю, они всегда рядом трутся. А иногда и прямо на месте уху варю. Очень вкусно.
– Допустим, – следователь кивнул и прикурил еще одну сигарету. – А почему побежал? Еще и ножом размахивал… Напугал женщину.
На этом моменте Увальцев все же разволновался. Он заерзал на стуле и попытался вытереть о штаны вспотевшие ладони, вот только в наручниках это было не очень удобно.
– Так это… – подозреваемый начал торопиться, его голос вдруг задрожал. – Они зачем-то на берег спускаться начали, меня увидели. А я как раз из воды вылез, купался… Женщина закричала, мужчина на меня матом начал орать, извращенцем обозвал.
– А ты? – сощурился Ерохин.
– А я ему сказал, что он сам извращенец! – осмелел Увальцев, даже спину выпрямил. – Ну, тот полез на меня с кулаками, я нож и схватил… Но я попугать его только хотел!
– И потом ты вдруг побежал?
– Потом еще кто-то сверху выглянул, я и побежал, подумал, что меня сейчас будут бить, – парень словно переживал заново эти моменты. – Все бросил. И удочку, и ведро с уловом.
– Прям так голый и побежал? – вставил Рогов.
– Так не до одежды было, – смущенно улыбнулся задержанный. – Лучше голым пробежать, чем по лицу получить. Хорошо, что живу неподалеку. Потом вернулся, а ни одежды, ни удочки уже нет… Все утащили.
– Жалко-то как, – с притворным сочувствием произнес Рогов, и Ерохин вновь подал ему едва заметный знак.
– А вот теперь скажи мне, Володя, – Ерохин наклонился вперед, глядя в глаза Увальцеву, – зачем в твоей квартире столько женских вещей?
Судя по реакции парня, эта тема была для него неприятной. Или как минимум деликатной. Он сглотнул, покраснел, заерзал на стуле, но в итоге все же нашелся.
– У меня сестра есть, – ответил Увальцев. – Это ее туфли.
– Черные замшевые? – быстро уточнил Ерохин.
Маша напряглась. Ее начальник спросил обобщенно про «вещи», а не про конкретные туфли. И лишь потом уточнил, когда парень клюнул на приманку. Неужели это и вправду тот самый неуловимый маньяк? Как же глупо тогда он попался…
– Ну, – Увальцев еще сильнее покраснел и часто-часто задышал. – Ну… и такие у нее тоже есть.
– Она разве с тобой живет? – продолжал давить Ерохин.
– Нет, они с матерью отдельно, – задержанный помотал головой. – Заходят только, навещают меня. Вот сестра и оставляет обувь… У нее много всяких туфель, только новых мало, в основном еще при Союзе купленные.
– И ноги раздвижные, – сказал вдруг Ерохин.
– Что-что? – удивился Увальцев.
– Ноги, говорю, у твоей сестры раздвижные. Патрульные сказали, там даже на глаз разные размеры.
Задержанный хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Здесь его уверенности уже не хватило. Еще чуть-чуть, подумала Маша, и он все выложит. А еще эксперты проверят нож, разберутся с вещами – не исключено, что они принадлежали другим жертвам маньяка. И, судя по количеству найденного, их может быть гораздо больше. Но главное, что он пойман, попался, а доказать все его эпизоды – уже дело техники.
– Ладно… – Увальцев набрался смелости. – Только не смейтесь, пожалуйста.
– Да тут ничего смешного, – подал голос молчавший до этого районный следак Борисов. – Убийство с особой жестокостью…
– Я обувь женскую на помойках собираю, – залившись краской, выдал Увальцев. – Девушки у меня нет, кто на простого дворника-то позарится… Вы