Благообразный господин с седой шевелюрой и ухоженными усиками задержал взгляд на Керстин чуть дольше обычного. Фэй толкнула ее ногой под столом.
— Вон там, на два часа. Старик, который выглядит так, словно сошел с картинки о колониальных временах. Глаз от тебя не отводит. Ты начала пользоваться мускусным маслом или что вообще происходит?
Керстин покраснела до ушей.
— Не собираюсь даже отвечать. Закажи мне бокал шардоне и давай поговорим о наших планах на завтра.
Жестом подозвав официанта, Фэй сделала заказ. Мужчина с усиками улыбнулся Керстин, которая изо всех сил пыталась игнорировать его.
— Начнем со «Скавлан»[9], а потом поделим между собой акционеров, которые еще не продали свои пакеты акций, и побеседуем с ними.
Фэй взяла с серебряного блюда еще одного рака.
— Важно не раскрывать карты перед ними. Мы же не хотим, чтобы они знали, что на предприятие ведется атака.
— Знаю, но самое главное, на мой взгляд, — помешать тому, чтобы и другие стали продавать…
— От господина за тем столиком.
Официант установил рядом с их столиком ведерко с бутылкой шампанского, изящным движением поставил перед ними по бокалу и с громким хлопком открыл бутылку.
Фэй многозначительно подняла бровь. Керстин фыркнула.
— Я же говорила. — Фэй усмехнулась. — Мускусное масло.
Она предполагала, что Керстин делало неотразимой для мужчин то счастье, которое та испытывала с тех пор, как познакомилась с Бенгтом.
Фэй кивнула колониальному дядечке, который поднял свой бокал в тосте, улыбаясь от уха до уха, и снова пнула Керстин под столом.
— Веди себя прилично. Чокнись, поблагодари. Никогда не знаешь, к чему все это может привести.
— Фэй!..
Керстин снова покраснела. Но подняла свой бокал и одарила незнакомца любезным взглядом.
___Свет прожекторов в студии слепил глаза. Фэй потеряла счет времени — не знала, как давно продолжается интервью, сколько еще осталось. Публика сидела рядами на трибуне, словно голодная безликая масса, ловя каждое слово, каждое малейшее изменение в ее лице.
В таких ситуациях Фэй обычно чувствовала себя как рыба в воде. Будучи артистической натурой, она обожала сидеть перед публикой, ощущать напряжение во время записи телепередачи. Но сегодня чувствовала себя не в своей тарелке.
Мысль о том, что кто-то пытается скупить акции, почти всю ночь не давала ей заснуть, и Фей без конца ворочалась в постели. Все слова она продумала заранее — мысленно выстроила беседы с теми женщинами, которых ей предстояло убедить сохранить свои пакеты акций, не раскрывая им, что что-то затевается. Непростая задача, которая потребует такта и ловкости.
От мыслей ее оторвала повисшая пауза. Ей задали вопрос и ожидали от нее ответа.
— В ближайшее время планируется выход на американский рынок, — услышала она свой собственный голос. — Я пробуду в Стокгольме около месяца, чтобы встретиться с возможными инвесторами и обсудить детали. К тому же я хочу лично наблюдать за новой эмиссией.
В студии царила невыносимая жара. По спине стекала струйка пота.
Фредрик Скавлан, норвежский ведущий программы, выпрямился.
— Эта неиссякаемая страсть… Что тобой движет? Ведь ты уже миллиардерша. Икона феминизма.
Фэй выдержала паузу. Другими гостями в студии были актер из Голливуда, женщина-профессор, только что выпустившая документальную книгу, разошедшуюся огромным тиражом, и еще одна женщина, которая поднялась на Эверест с протезом вместо одной ноги. Голливудский актер откровенно флиртовал с Фэй с того момента, как она вошла в студию.
— Перед смертью моей лучшей подруги Крис я пообещала ей жить за нас обеих. Я хочу проверить, насколько могу преуспеть и что могу создать. Более всего я боюсь умереть, не успев реализовать свой потенциал.
— А Жюльенна, твоя дочь, убитая твоим бывшим мужем… Что означает для тебя память о ней?
Фредрик Скавлан подался вперед, напряжение в студии возросло.
Фэй выждала, прежде чем ответить, наблюдая, как накаляются страсти. Ответ она разучила заранее, но важно было произнести его с чувством.
— Она всегда со мной, что бы я ни делала. Когда боль и тоска становятся невыносимыми, я с головой ухожу в работу. Я управляю «Ревендж» и помогаю компании расширяться, чтобы не сойти с ума. Не хочу стать очередной женщиной, молчащей о поступках своего мужа. Не позволю ему — мужчине, которого я когда-то любила, но который убил нашу дочь, — убить и меня тоже.
Фэй сжала губы, и слеза медленно скатилась у нее по щеке, упав на блестящий черный пол студии. Все это давалось ей без труда. Боль таилась под самой поверхностью, так что пробудить ее было проще простого.
— Спасибо, Фэй Адельхейм, что ты пришла сюда и поведала нам свою историю. Я знаю, что тебя ждут срочные дела и тебе пора идти.
Публика вскочила на ноги; затрещали аплодисменты, которым, казалось, не будет конца. Они продолжались, пока Фэй шла через студию, мимо трибуны и далее за сцену.
По пути к своей гримерной она подозвала девушку с наушником в ухе и попросила вызвать ей такси. В конце коридора услышала голос голливудского актера, который окликнул ее. Проигнорировав его, закрыла за собой дверь. В гримерной жужжал кондиционер. В углу, словно забытый кем-то, стоял просиженный диван горчичного цвета. Фэй остановилась и, прислонившись к стене, постаралась улыбнуться своему отражению в зеркале. Миссия выполнена. Все прошло прекрасно. Фрагменты правды, полуправды и лжи сложились в единый образ — такой она хотела подать себя. Однако Фэй не ощущала обычного прилива адреналина, как всегда после хорошо проведенного выступления на телевидении. Тревога накрыла ее, словно мокрое одеяло, которое не получалось сбросить. Она совершила большую ошибку — восприняла будущее как данность. Ее охватила та же гордыня, которая заставила Икара подлететь слишком близко к солнцу на своих скрепленных воском крыльях. Теперь ей придется расплачиваться — покуда воск плавится, а ее крылья рассыпаются на части.
Фьельбака, давным-давноВ день рождения, когда мне исполнилось тринадцать лет, меня впервые изнасиловали. На самом деле тот день ничем не отличался от других. Скорее по чистой случайности все произошло именно в мой день рождения. Никакого празднования устраивать не стали, поскольку папа заявил, что это пустая трата денег; к тому же он не захотел вставать до работы пораньше, чтобы спеть мне традиционную песню.
За ужином — на ужин была запеченная рыба — мы тоже сидели молча. Я, Себастиан, мама и папа. Несколько раз мама пыталась заговорить, вставить какие-то