Спрашивать о том, кто оплачивает работу секретаря, я благоразумно не стал. И так ясно, что имелось в виду под фразой "оплата команды".
— Кстати, вы нашли “партию”? — уточнил я. — И что было в той самой “партии”?
— Баллоны с газом, который синтезировал объект, — спокойно ответил Беломорцев. — Их вывезли с территории Союза. Скорее всего, в Центральную Америку. Так что этот газ перестал быть нашей с вами проблемой. Что с ним сделают за границей — уже не наша забота.
— Ага, — протянул я. — Ясно. Ну, был рад пообщаться. Но мне пора. Кстати, почему на площади так мало жандармов? Я видел только десяток драгунов.
Беломорцев отвлекся от изучения бумаг и взглянул на меня:
— Вы не смотрите новости, молодой человек? — удивленно спросил он.
— Не успел.
— Напрасно. Надо быть в курсе происходящего в стране и мире. Сегодня, из Дома призрения Николая Чудотворца сбежала группа существ, которые перестали быть людьми.
— А, вот оно что, — протянул я.
Законы в Союзе считались “гуманными”, и для Императора и Синода была важна жизнь каждого подданного. Приговаривать людей к смертной казни, и отправлять их в дома призрения было запрещено. Поэтому приговор суда в таких случаях гласил: “Избавить общество от существа, которое перестало быть человеком”. А существ уже можно было отправлять на виселицу или колесо. Ну и в дома призрения, само собой.
— Какое крыло? — осторожно уточнил я.
— Северное, — хмуро ответил Калинин и я присвистнул. Неудивительно, что вся жандармерия и ищейки подняты по тревоге.
В северном крыле дома призрения содержались особо опасные преступники, признанные душевнобольными. И все они были обладателями Силы. Аристократы или бастарды.
— И много народа сбежало?
— Да кто их там считал? — удивленно поднял брови Беломорцев. — Северный блок был переполнен. Ситуация сейчас такая. Упадок нравов, безбожие и расшатывание устоев. Вот люди и перекидываются в бесноватых. А если бы казначейство выделило финансирование на постройку новых храмов…
— И все об этом знают? — осторожно уточнил я, не желая слушать рассуждения о значимости религиозных построек.
Калинин кивнул:
— Да. Но людей ничем не удержать от празднований. Ни сбежавшими преступниками, ни землетрясениями, ни наводнениями, ни пожарами. Даже чума не остановит! А если бы мы начнем ограничивать свободных людей под защитой закона и Императора…
— Вспыхнет бунт, — закончил я.
Калинин победно посмотрел на Беломорцева и довольно заключил:
— Ну вот. А ты говорил, что у него совсем котелок не варит.
— Не перехвали, — буркнул жрец. — Ладно, Карамазов. Иди. У нас еще много дел.
Я склонился и вышел за дверь.
Секретарша в холле проводила меня равнодушным взглядом. И мне почему-то стало не по себе. Словно в душу закралась странная, необъяснимая тревога. Ее причину я понял, когда вышел на крыльцо.
В кармане завибрировал телефон. Я вынул аппарат, на дисплее высвечивался номер Виктора.
— Да.
— Ты тоже чуешь? — послышалось в динамике.
— Чую что?
— Зов объекта, — рявкнул Феникс.
Я замолчал. Значит, хранитель здесь. На площади. И пришел он не для того, чтобы бесплатно раздавать детям конфеты.
Я осмотрелся по сторонам, понимая, что искать человека среди многотысячной толпы — дело заведомо безнадежное.
— Переключи на беспроводной наушник, — скомандовал Виктор. — И идем искать.
Я поспешно вынул из кармана коробочку, достал один вкладыш и вставил в ухо. Нажал на подтверждение переключения, которое высветилось на экране. И осторожно двинулся сквозь толпу.
— Если ты подойдешь ближе — ощущение будет ярче, — предупредил меня Виктор. — Двигай к сцене. Встретимся там.
Я послушно принялся протискиваться сквозь толпу. Но обращая внимания на возгласы возмущения. И едва я подошел к помосту, как чувство тревоги накрыло меня.
— Вижу их, — коротко произнес Виктор
— Их? — переспросил я.
А через секунду, я услышал истошный женский визг.
Обогнув сцену, я нырнул под заградительную полосу. И понял, кого именно “их” видел Виктор.
Глава 4. Представление
У крайнего трейлера, в которых обычно отдыхали звезды эстрады, стояла черная “Волга-Консул”. Двери машины были распахнуты, а на асфальте у авто уже лежали три трупа в костюмах охраны. За машиной приготовилась к бою девушка. Невольно отметил, что стойка у нее правильная и расположилась она грамотно — оставив за спиной глухую стену.
Мне казалось, что я видел ее раньше. Невысокая, ладно сложенная, с высокой грудью под тесной футболкой, поверх которой оказалась надета портупея, которая выгодно подчеркивала все прелести девушки. А кожаные шорты и вовсе выглядели нарочито соблазнительными.
К машине уже крались несколько парней в зеленых робах Дома призрения. На куртках большими буквами было нанесено “Северное крыло”. Я поморщился, понимая, что недолюди будут сильными соперниками. Которые презирают боль и не боятся смерти и наверняка будут биться до полного выгорания.
И в этот момент я увидел, как на сцену поднимается еще один человек. Он был облачен в черный плащ, на голове красовался высокий цилиндр, а лицо прикрывала странная маска из мешковины, окрашенная в красный цвет. Незнакомец вышел на помост, постучал пальцем по микрофону, проверяя, включена ли техника. Раздавшийся противный звук вызвал несколько ругательств у собравшейся публики. Не замечая недовольства, парень громко объявил звонким голосом:
— Дамы и господа, добро пожаловать на представление в честь празднования Дня Святого Петра.
Усиленный микрофоном голос разлетелся над площадью. Что-то было в этом звуке. Нечто заставляющее всех замереть и вслушиваться, ждать следующих слов. Он очаровывал, заставляя жаждать слышать его вновь. Застыли даже психи, которые окружили замершую девушку. В толпе послышались восторженные вздохи и шепот. А незнакомец широко развел руки. Он стал походить на огромную птицу с растрепанными крыльями. Парень поприветствовал собравшихся на площади:
— Достопочтенная публика. Как же я рад видеть здесь всех вас. Каждого из вас. Всех, кто считает себя достойными членами вашего гнилого общества.
Народ замер.
— Аплодисменты! — потребовал парень.
И площадь взорвалась звуками, которые напоминали хлопанье крыльев.
— Сегодня я подарю вам сказку. Мы разыграем одну чудесную пьесу. Она называется: “Город-тюрьма”. Постановка неизвестна широкой аудитории. Она уникальна. Однако уверяю вас, неуважаемая публика, скоро она станет известной. Итак, представьте город, в котором есть заключенные и надзиратели.
— Ты еще кто такой?
Толпа расступилась, а к сцене пробился один из драгунов. Он казался запыхавшимся, словно долго бежал.
— А ну, слазь! — строго заявил парень, поправив парадный шлем. — Ишь чего удумал, фигляр.
Но конферансье не обратил на него никакого внимания:
— Тюремщики всячески издеваются над арестантами, — продолжал он. — Бьют их почем зря. Оскорбляют их и называют «нелюдьми». Разве это справедливо?
— Слезай, говорю! — вновь заорал драгун и стало понятно: он изрядно пьян и плохо понимает, что происходит.
Вояка полез на сцену, и конферансье, всплеснув руками, обернулся к парню:
— А вот и наш первый сегодняшний гость, который хочет поучаствовать в представлении, — обрадованно крикнул он. — Прошу, вас.
Он протянул руку, схватил драгуна за шиворот и рывком втащил на сцену. А затем…
Солдата рассекла пополам “коса крови”, появившаяся в руке незнакомца.
В толпе послышался визг и крики. Кто-то рухнул на асфальт без сознания. Запищали дети. Громко заголосила женщина, взывая к Спасителю.