жили в маленьких изолированных группах и племенах, используя разум для обустройства общества. Когда выживание зависело от распределения ограниченных ресурсов, в племенных вождях ценились не только физическая сила и ум, но и альтруизм и щедрость. Была и такая логика: если ты не делишься с ближними во времена изобилия, не жди протянутой руки в час собственной нужды. Клан выживает лишь в том случае, если его члены подчиняют свои желания требованиям группы и готовы отдать жизнь ради общины. Для человека было важно, чтобы о нем помнили (и помнили в хорошем смысле) даже тогда, когда физически он отсутствовал.[28] Было важно, чтобы соплеменники относились к нему с симпатией и любовью, чтобы вернулись и стали искать его, если он потерялся или получил рану во время охоты. Однако четыре «f» давали о себе знать не только на личном, но и на групповом уровне. Поэтому трайбализм часто выливался в агрессивное стремление к захвату ресурсов и территорий – подчас за счет других племен, в рефлекторную верность вождю и группе и подозрительность к чужакам. Наверное, трайбализм способствовал выживанию homo sapiens, но он стал опасен, когда люди научились делать смертельное оружие и начали бороться за земли и ресурсы в более широком масштабе. Он не исчез со строительством городов и наций. Он и поныне дает о себе знать в самых утонченных и богатых странах, существованию которых ничто не угрожает.

Однако с ростом уровня безопасности, контроля за окружающей средой и строительства городов у некоторых людей появилось больше свободного времени для погружения во внутреннюю жизнь и обуздания разрушительных импульсов. Период между 900 и 200 годом до н. э. немецкий мыслитель Карл Ясперс назвал «осевым временем»: это эпоха религиозной революции, имевшая колоссальное значение для духовного развития человечества. В четырех разных регионах мудрецы, пророки и мистики создали удивительные по своей глубине учения. Это индуизм, буддизм и джайнизм на полуострове Индостан; конфуцианство и даосизм в Китае; монотеизм на Среднем Востоке; философский рационализм в Греции.[29] Это период Упанишад, Будды, Конфуция, Лао-цзы, Исайи, Иезекииля, Ездры, Сократа и Эсхила. Поныне высоты «осевого времени» остаются непревзойденными. Когда настает духовный или социальный кризис, люди снова и снова обращаются к ним взорами. Достижения «осевого времени» интерпретировались по-разному, но ничего более великого создать не удалось. Например, раввинистический иудаизм, христианство и ислам уходят корнями в эти первоначальные идеи, которые затем развивались и адаптировались к ситуациям более позднего периода. Сострадание – одна из основных составляющих этих учений.

Арийские народы Индии всегда находились в авангарде духовных и психологических перемен, причем разработали исключительно тонкие концепции того, как функционирует наш мозг. Пылкие и агрессивные воины-арии, мародерствовавшие на землях соседей, придавали насилию сакральный статус. Их религиозные обряды включали жертвоприношения животных, жестокие состязания и потешные битвы, в которых участники часто получали раны и даже погибали. Однако в IX веке до н. э. жрецы стали систематически изымать агрессию из обрядов – настоящая богослужебная реформа, причем в результате они даже убедили воинов отказаться от игр в священную войну. Изучение психологических причин насилия способствовало духовному пробуждению.[30] Таким образом, с очень раннего периода возник идеал ахимсы (ненасилия), который впоследствии стал средоточием индийской духовности.

В VII веке до н. э. мудрецы, которые подарили миру древнейшее из сокровищ, известных нам под названием «Упанишады», сделали еще один шаг вперед. От внешних обрядов они обратились к внутреннему миру. В то время арийское общество в долине Ганга находилось в стадии урбанизации.[31] У элиты появилась возможность заняться внутренними процессами психики – роскошь невозможная, доколе люди не освободились от всепоглощающей борьбы за существование. «Брихадараньяка-упанишада», по-видимому, была составлена в царстве Видеха, пограничном царстве у восточного края арийской экспансии, где арии смешивались не только с местными народами, но и с иранцами.[32] В текстах отражен огромный интерес к этим встречам. Вообще люди с легкостью проходили полторы тысячи километров, чтобы посоветоваться с мудрецом, а цари и воины спорили о духовных вопросах не менее жарко, чем жрецы.

Мудрецы и их ученики исследовали глубины сознания и открыли подсознательное задолго до Юнга и Фрейда. Им были ведомы рефлекторные и автоматические реакции мозга, которые ныне только начинает постигать неврология. Прежде всего они хотели найти атман, подлинное «я», – источник всей этой умственной активности, нетождественный нашему обычному умственному и психологическому опыту. Мудрец Яджнявалкья объясняет: «Ты не можешь видеть видящего видения, не можешь слышать слышащего слушания, не можешь мыслить о мыслящем мышления, не можешь знать о знающем знания».[33] Мудрецы были убеждены: если они проникнут в самые сокровенные глубины своего существа, то обретут единство с Брахманом, неразрушимой энергией, которая питает космос, устанавливает его законы и собирает в единое целое все разрозненные части вселенной.[34]

Новые виды духовности создавались во времена, когда разумная часть человеческого мозга начинала свежо и творчески относиться к наследию древнего рептильного сознания

По мнению этих мудрецов, благодаря аскезе, напряженным усилиям (и философским дискуссиям) им удалось найти атман и тем самым обрести ключ к более полноценному существованию. Судя по их описаниям личного мистического опыта, коренится он в умиротворяющей системе, которая активируется, когда живое существо находится в покое и свободно от угроз. Человек, знающий атмана, говорит Яджнявалкья, делается «успокоенным, укрощенным, воздержанным, терпеливым и собранным». Он также «бесстрашен» – одно из ключевых слов в текстах.[35] Заметим, что речь идет не просто о релаксации. Мудрецы проводили четкую грань между своим новым знанием и временным удовлетворением, которое то и дело затмевают четыре «f». Одно дело, скажем, спокойное состояние теленка, отдыхающего возле матери. Если ему захочется есть, сработает неодолимый рефлекс: желание найти ресурсы. Он вскочит на ноги и пойдет искать, чем подкормиться. Если появится лев, сработает другой рефлекс, который наполнит его страхом, и теленок обратится в паническое бегство. Мудрецы «Упанишад» говорили об ином спокойствии, о более долговечном иммунитете от этих инстинктов. Когда человек обретает «великий нерожденный атман, не старящийся, неумирающий, бессмертный, бесстрашный», он освобождается от страхов и тревог.[36] Отныне он уже не в рабстве у хищнических инстинктов («хочу! еще и еще!»). «Кто лишен желаний, свободен от желаний, достиг [исполнения] желаний, имеет желанием [лишь] Атмана, из того не выходят жизненные силы. Будучи Брахманом, он идет к Брахману».[37]

Мудрецы не видели в этом состоянии ничего сверхъестественного и не считали его даром богов: оно доступно для каждого, кто упорно к этому состоянию стремится. Впрочем, времени и сил требовалось немало. Ученик занимался у гуру двенадцать лет. Обучение не сводилось к постижению философских идей: очень важен был аскетический образ жизни. Если не обуздать агрессивное и самоутверждающееся «я», о просвещении и речи быть не может. Поэтому ученик жил смиренно и скромно, следил за очагом в доме учителя, собирал дрова в лесу и просил подаяния для питания. Любое насилие было