Однако далеко не все шло гладко. По мере развития урбанизации, в обществе возникал новый уровень агрессии. Хотя к VI веку до н. э. начала появляться государственность, а с ней и большая стабильность, цари могли обеспечить порядок лишь с помощью войск, которые использовали также для завоевания территорий. Эта новая экономика с рыночной основой подпитывалась жадностью, и банкиры с купцами конкурировали и пожирали друг друга безжалостно. Могло показаться, жизнь стала еще более жестокой, чем во времена набегов на соседние земли для кражи скота. Старая религия не отвечала требованиям времени. К тому же возникало все больше сомнений в оправданности жертвоприношений животных: ведь это жестоко, да и противоречит принципу ахимсы. Все чаще взоры обращались к отрешенным (саньясинам), к тем, кто ушел от общества и стал культивировать совершенно иной тип гуманности.
Постепенно одно из центральных мест в индийской духовности заняла практика йоги.[40] Классическая йога – это не гимнастика, а систематическое искоренение эгоизма. Само слово «йога» («соединение», «связь») показательно. Первоначально арии обозначали им привязывание тягловых животных к военной колеснице перед сражением. Однако йогические аскеты занимались завоеваниями не внешних, а внутренних пространств. Они покушались не на чужое имущество, а на собственные бессознательные стимулы, которые держат людей в рабстве у эгоистических инстинктов. Йоги вели себя очень необычно. Они сидели на одном месте, своей неподвижностью напоминая деревья или статуи. Они контролировали свое дыхание, самую базовую и автоматическую из наших физических функций, причем число вдохов было минимально. Задача состояла в том, чтобы обуздать бесконечный поток мыслей, чувств и фантазий и сосредоточиться на одной точке (экаграте). В результате йоги начинали видеть мир в совершенно ином свете. Поскольку аура воспоминаний и личных ассоциаций, связанных с людьми и предметами, уходила, йоги больше не воспринимали их сквозь призму собственных желаний и потребностей. Из их мышления исчезало «я».
А начинался этот путь даже не с упражнений, а с долгого ученичества, сводившегося к серьезному противостоянию четырем «f». Требовалось соблюдать пять запретов (йаму). Это следующие принципы.
• Ненасилие (ахимса). Запрещалось всякое насилие: нельзя было даже прихлопнуть комара. Запрещались недобрая речь, обидные жесты, да и вообще причинение любого вреда какой-либо твари.
• Неприсвоение чужого. Это не просто запрет на воровство. В случае голода, например, нельзя было хватать пищу, но спокойно принимать то, что дают и когда дают.
• Нестяжательство. Оно противостояло жадности и корыстолюбию.
• Правдивость. Правду следовало говорить в любых обстоятельствах, не лукавя в угоду себе и своим интересам.
• Воздержание. Это воздержание от секса, алкоголя и наркотиков, которые затуманивают ум и мешают йогическому совершенствованию.
Лишь когда гуру видел, что эти принципы стали второй натурой ученика, он разрешал ему сесть в йогическую позу. Однако овладение ими, объясняет Патанджали, автор «Йога-сутр», ведет к неописуемой радости.[41] Если преодолевать первобытные эгоистические инстинкты, человек переходит на иной уровень сознания.
Сиддхартха Гаутама, будущий Будда, изучал йогу у лучших учителей своего времени (еще до того, как обрел нирвану). Он делал большие успехи и умел входить в глубочайший транс. Однако постепенно он стал не соглашаться с наставниками. Они уверяли, что он вкусил высшее просветление, но Гаутама знал: ему не удалось полностью преодолеть жадность и похоть, гнев и ненависть. Дабы побороть эти страсти, он занялся самой суровой аскезой, изнурившей его организм и едва не погубившей его здоровье. И все же тело требовало своего. Наконец, когда у него уже опускались руки, он воскликнул: «Должен быть какой-то другой путь к просветлению!». И тогда ему открылось новое решение.[42]
Он вспомнил случай из детства: как пошел с отцом посмотреть ритуальное вспахивание поля перед первым севом года. Нянька оставила его под яванским яблоком, побежав на церемонию, а маленький Гаутама стал присматриваться, что происходит вокруг. Нежные ростки травы были грубо вырваны плугом вместе с комьями земли, в результате чего погибли жившие там насекомые.[43] Гаутама ощутил боль, словно умерли его собственные родственники. Этот миг сочувствия вывел его за пределы себя: он обрел освобождение ума (чето-вимутти). Он ощутил чистую радость, хлынувшую откуда-то из глубин его существа. Он сел в йогическую позу (хотя никогда доселе в своей короткой жизни не учился йоге) и сразу вошел в состояние транса. И вот сейчас, уже взрослым человеком, Гаутама понял: в те счастливые минуты его ум был полностью свободен от жадности, ненависти, зависти и похоти. А значит, надо не обуздывать свою природу аскетическими крайностями, но культивировать чувства, которые привели к чето-вимутти: сострадание, радость и благодарность. Более того, пяти запретам должны сопутствовать позитивные аналоги. Мало подавлять агрессивные импульсы: надо развивать любовь и доброту. Мало воздерживаться от вранья: надо следить, чтобы речь была «разумной, точной, ясной и полезной».[44] Мало избегать воровства: надо довольствоваться минимумом необходимого.
Чтобы усилить естественный импульс к сочувствию и состраданию, Гаутама разработал особую форму медитации. Это созерцание четырех безмерных настроя любви. Он сосредотачивался на огромном, широком и безграничном чувстве, не знающем ненависти, и направлял его во все концы земли, не упуская из виду ни единого живого существа.
• Майтри. Сначала Гаутама взращивал в себе майтри, т. е. любящую доброту, благожелательность, дружелюбие ко всему и вся.
• Каруна. Затем он медитировал на каруну, т. е. сострадание, желая всем живым существам освободиться от боли и страдания.
• Мудита. Затем он сосредотачивался на мудите, т. е. чистой радости. Он желал радости всем живым существам.
• Упекша. И наконец, он старался освободиться от всех личных привязанностей и пристрастности, развивая упекшу, т. е. невозмутимость, равностность – равную любовь ко всем живым существам.
С годами практики Гаутама обнаружил, что его ум освободился от эгоизма, «стал широким, без границ, без ненависти и мелочной злобы».[45] Он понял: злоба, ненависть, зависть и неблагодарность сужают наши горизонты и ограничивают наши творческие возможности, а благожелательность, напротив, расширяет горизонты и ломает барьеры, которые мы воздвигли между собой и окружающими в тщетной попытке защитить испуганное, жадное и трусливое «я».[46]
Будда видел, что жить нравственно – значит жить для других. Недостаточно получить мистический опыт. После просветления человек должен вернуться на рыночную площадь и являть сострадание, делая все возможное для облегчения чужих страданий. Достигнув нирваны, Гаутама мог наслаждаться трансцендентным покоем, однако провел оставшиеся сорок лет жизни в миссионерской проповеди. Он обучал своему методу других людей. Герои