Обломки все еще рассыпались повсюду возле меня, но я совершенно не боялся, что меня может зацепить или обжечь. Это ощущение было таким приятным, будто лучи солнца, выходящего из-за туч пасмурным днем.
На земле сверкали обломки.
«Мерцай, мерцай звездочка маленькая»…1
Знаете ощущение, когда останавливаешься, чтобы посмотреть на что-то интересное, а через пару минут перестаешь смотреть и идешь дальше? Это было совсем не так. Я мог бы простоять здесь целую вечность — вот как это было. Я шел, пока не оказался в центре завитка и будто прирос к земле, стоя там и желая впитать каждую частичку тех ощущений, что вызывало это чудо. Я не сходил с места, пока свечение угольков не превратилось в еле заметный отсвет. Наконец я сообразил, что прошло уже слишком много времени, и неохотно побрел домой, все еще сомневаясь в том, что именно я видел, но меня переполняла уверенность, что завтра в новостях об этом обязательно расскажут.
Не могло же нечто настолько невероятное произойти и просто остаться без внимания публики.
Глава 2
За последние пару месяцев было несколько ночей, когда я не мог уснуть несмотря ни на что. Меня переполняет чувство усталости, даже своеобразного истощения. Я закрываю глаза, ожидая блаженного сна, чтобы просто провалиться в отключку, уйти в забытье. Я всегда жду Песочного Человека2, но он, зараза, никогда не приходит.
Когда эта проблема впервые дала о себе знать, мои родители отвели меня к психиатру, доктору Антону. Славный парень этот доктор Антон — плотный и добрый, с козлиной бородкой, всегда в твидовом пиджаке и серых брюках. Он носил галстук-бабочку. Поначалу я думал, что он выглядит довольно нелепо, но потом мама мне объяснила, что это придавало ему «козырный» вид. Что она хотела этим сказать — непонятно.
Доктор Антон специализировался в нарушениях сна у детей. Он был отличным слушателем, и я ему много чего выдал. Когда я говорил, он слегка наклонял вбок голову и делал вид, что ему действительно не все равно.
— Мы обязательно пройдем через это, Расс, — говорил он, как будто это касалось нас двоих. — Я научу тебя, как посылать своему телу сигналы о том, что хочешь уснуть. — Он советовал использовать тусклый свет, пить теплое молоко и не сидеть за компьютером и видеоиграми перед сном. К несчастью для меня, он был против снотворного. — Тебе нужно просто перенастроить свои циркадные ритмы3, — говорил он.
Я перепробовал все его советы и не только. Делал физические упражнения, доводя себя до изнеможения, включал вентилятор, чтобы создать белый шум, и представлял, будто лежу в гамаке на необитаемом острове. Пару ночей даже принимал мелатонин4, после этого — лекарство от простуды. Ничего не помогало. Через какое-то время я почувствовал себя полным неудачником и перестал ходить к доктору Антону. Я солгал о том, что чувствую себя намного лучше и сплю, как младенец, и это было правдой, учитывая, что малыши практически всю ночь не смыкают глаз. Мои родители также успокоились и решили, что я просто перерос свою бессонницу.
В какой-то момент я понял, что прогулка единственное, что действительно мне помогало. Через час-второй я мог вернуться домой и вырубиться. На протяжении дня я все еще чувствовал усталость, но учебный год подходил к концу, и совсем скоро это не будет иметь большого значения.
Эта проблема не перешла ко мне по наследству от родителей. У них обычно не получалось посмотреть даже поздний выпуск новостей, хотя они каждый раз это планировали. И у них так легко это получалось. Мой папа даже мог уснуть прямо в кресле перед включенным телевизором. Я смотрел на его запрокинутую назад голову и открытый рот. Он храпел, а я жалел, что не могу точно так же. В смысле не храпеть, но вы поняли, о чем я.
Первые пару раз, когда я выходил ночью на прогулку, мне казалось, что родители услышат, как задняя дверь открывается и закрывается, или решат зайти посмотреть, как я сплю, затем будут волноваться, что я исчез. Вначале я даже оставлял записку «Не смог уснуть. Пошел на прогулку. Скоро вернусь». Но скоро понял, что это совсем ни к чему. Никто не просыпался. Никто не удивлялся, куда это я исчез. По счастливой иронии мои родители спали крепким сном именно тогда, когда у меня была бессонница.
Классно было выйти на улицу ночью, даже тогда, еще в начале, когда на земле был один лишь снег. Ощущалось приятное волнение от того, что нахожусь там, где не следует. Если бы меня остановила полиция, у меня были бы большие неприятности из-за нарушения комендантского часа, но я был осторожен и бросался в кусты при первых же признаках света фар вдалеке.
Через неделю-две я понял, что иду той же самой дорогой. Мой путь всегда начинался с торгового центра. Иногда я даже находил кое-что интересное возле мусорных баков. Например, продовольственный отдел выбрасывал много совершенно нормальных продуктов: консервацию с вмятинами, неплохие на вид бананы. Может, кто-то где-то был бы очень рад таким продуктам, но вместо этого еду выбрасывали на помойку. Вот это расточительство!
После торгового центра я шел через промышленную зону — три квартала небольших фабрик. Я не был уверен в том, что там происходило, но, судя по внешнему виду, внутри были станки для сваривания и литья изделий из резины. Я проходил здесь и видел мужчин, которые околачивались возле погрузочных доков. Они работали и курили в перерывах. Порой я задерживался, чтобы подслушать их. Они вели незамысловатый обмен хвастливыми, порой оскорбительными репликами. Это было очень забавно. Они смеялись над тем, какие у них пивные животы и кто проиграл в последнем споре. Бруно запомнился по его гулкому голосу, а Тима, Майка и Дуги я знал в лицо. Я чувствовал, что мы с ними очень похожи. Когда они бесплатно раздавали сигары в честь родов жены Тима, мне больше всего на свете хотелось выйти из тени, присоединиться к ним и похлопать новоиспеченного отца по плечу — как один из своих.
Моей любимой частью маршрута были дома. Я держался подальше от собственного района, чтобы не было так страшно. Поэтому я шел в квартал на окраине города под названием Старый Эджвуд. Он был полной противоположностью того, где жил я — Нового Эджвуда. Логично, не так