Эва знала каждую выбоину на пешеходной дорожке, потому что они часто здесь гуляли. А все Эмма — она приставала к ней, и клянчила, и никак не хотела отказаться от этой старой привычки — гулять вдоль берега реки. Эва вполне могла обойтись без этих прогулок. Девочка то и дело подбегала к самой кромке воды, потому что ей все время попадалось на глаза что-нибудь, что она хотела рассмотреть получше. Эва следила за ней, как коршун. Если Эмма свалится в воду, спасать ее придется ей самой — больше некому. Река была своенравная, вода — ледяная, а девочка — весьма увесистая. Эве даже зябко стало от мысли о том, что — не дай бог! — придется лезть в воду.
Сейчас Эмма обнаружила гладкую плиту у воды и принялась махать и кричать, звать мать. Эва спустилась к ней. Места там было достаточно, чтобы усесться вдвоем.
— Мы не будем здесь сидеть, она мокрая. Можно подхватить воспаление мочевого пузыря.
— А это опасно?
— Нет, но больно. Жжет, и все время хочется писать.
Но они все равно уселись на плиту. Обе следили глазами за маленькими водоворотиками на воде и удивлялись, как они получаются.
— А почему река течет? — спросила Эмма.
— Ой, господи, откуда я знаю?! Может, это как-то связано с тем, что на дне… Я вообще мало что знаю. Вот пойдешь в школу, и там тебе расскажут обо всем.
— Ты всегда начинаешь говорить про школу, когда не знаешь, что ответить.
— Да, что поделаешь. Во всяком случае, сможешь спросить у учительницы. Учительница в школе знает гораздо больше, чем я.
— Не думаю…
Мимо по течению пронеслась пластиковая канистра.
— Ой, она мне так нужна! Достань!
— Нет уж, уволь! Пусть себе плывет. Это же мусор, Эмма! И вообще, я замерзла. Может, пойдем домой?
— Ну, еще немножечко!
Эмма уселась поудобнее, подтянула коленки к подбородку, заправила волосы за уши, но они были непослушные и все равно выбивались.
— А там глубоко? — Она кивнула на середину реки.
— Да нет, не особо, — ответила Эва. — Метров восемь или девять — не больше.
— Но это же глубоко!
— Нет. Самое глубокое место в мире находится в Тихом океане, — произнесла она задумчиво. — Это такая впадина. Ее глубина одиннадцать тысяч метров. Вот это, я понимаю, глубоко.
— Не хотелось бы мне там купаться. Ты все знаешь, мамочка, я не думаю, что учительница знает про эту… впадину. Я хочу розовый рюкзак! — неожиданно выпалила она.
Эва замерла.
— М-м-м, — нерешительно сказала она. — Он симпатичный. Но, видишь ли, он ужасно быстро пачкается. Мне больше нравятся коричневые. Я хочу сказать — рюкзаки для школы. Ты видела? Я имею в виду — такие, с какими ходят взрослые ребята.
— Но я ведь еще не взрослая. Я же только в первый класс пойду.
— Да, верно, но ты растешь, а я не смогу покупать тебе новый рюкзак каждый год.
— Но ведь у нас сейчас больше денег, правда?
Эва не ответила. Услышав вопрос, она быстро обернулась, чтобы посмотреть, не идет ли кто-то за ними. Такая у нее появилась привычка. Эмма подняла палочку и сунула ее в воду.
— А почему в воде пена? — продолжала она. — Такая желтая, противная… — Она била по воде палочкой. — Что, опять в школе спросить?
Эва по-прежнему молчала. Она тоже сидела, подтянув колени к подбородку. Мысли ее были далеко-далеко. Глаза затуманились, фигурка Эммы размылась. Река напомнила ей о чем-то. Теперь она видела там, в черной воде, лицо, круглое, с узкими глазами и черными бровями.
— Ложись на кровать, Эва!
— Что? Зачем?
— Делай, что говорю! Ложись на кровать!
— А можно в «Макдоналдс»? — спросила Эмма.
— Что?! Да, конечно. Пошли в «Макдоналдс», там, по крайней мере, тепло.
Эва встала, все еще пребывая в некоторой отключке, и взяла дочь за руку. Покачала головой и посмотрела на реку. Лицо пропало, но она знала, что оно вернется; может быть, это лицо будет преследовать ее до конца жизни. Они снова вскарабкались на пешеходную тропинку и медленно побрели назад в город. Больше на тропинке никого не было.
Эве казалось, что ее мысли живут как бы отдельно от нее, разбредаются, идут каждая своим путем, задерживаясь на том, о чем она предпочла бы забыть. Река бурлила, Эве все время чудилось, что на поверхности появляются какие-то неясные, причудливые фигуры. Когда же они, наконец, исчезнут? Когда же она обретет покой? А время шло… Один день, потом другой, потом еще один — вот и шесть месяцев прошло.
— А можно мне гамбургер с детским подарком? Он стоит тридцать семь крон, ведь у меня нет Аладдина!
— Хорошо.
— А ты что будешь, мама? Курицу?
— Пока не знаю.
Она не могла оторвать взгляда от черной воды, при мысли о еде ее даже затошнило. Она вообще никогда не думала о еде. Сейчас она смотрела, как река то поднимается, то снова опускается — вся в хлопьях серо-желтой пены.
— Ведь у нас же сейчас больше денег? Да, мамочка? Можем есть, что захотим, правда?
Эва не ответила. Она вдруг остановилась и крепко зажмурилась. Прямо на поверхности воды болталось что-то серо-белое. Оно слабо качалось на воде, прибитое к берегу сильным течением. Она не могла отвести от этого глаз и совсем позабыла про девочку, которая тоже остановилась и которая видела гораздо лучше матери.
— Там… человек! — прокричала Эмма осипшим голосом. Она вцепилась в материнскую руку, глаза ее широко раскрылись от изумления. Несколько секунд они стояли, как приклеенные, и, не отрываясь, смотрели на бесформенную, очевидно полуразложившуюся фигуру, качающуюся среди камней ногами к берегу. Человек лежал на животе. На затылке у него волос было совсем мало, они видели пятнышко-плешь. Эва даже не заметила, как пальцы впились в кожу, расцарапав ее до крови через свитер, она смотрела на этот серо-белый труп со светлыми спутанными волосами и не могла вспомнить, где она видела его раньше. Но кроссовки — сине-белые, высокие, полосатые кроссовки… Внезапно она ощутила во рту вкус крови.
— Там человек, — снова сказала Эмма, уже тише.
Эве хотелось закричать. В горле что-то клокотало, но она не могла произнести ни звука.
— Он утонул. Бедняга. Утонул, Эмма!
— А почему он такой страшный? Он же, как желе!
— Потому что, — она запнулась, — потому что прошло много времени.
Она закусила губу так сильно, что губа треснула. Опять вкус крови. Она пошатнулась.
— Давай его перевернем!
— Ты что, с ума сошла? Это дело полиции.
— А ты им позвонишь?
Эва обхватила дочь рукой за пухлые плечики и подтолкнула по направлению к дороге. Она посмотрела через плечо, как будто ожидая внезапного нападения и не зная, с какой стороны оно последует. При въезде на мост стояла телефонная будка; Эва тащила дочку к ней и одновременно