Винсент не знал многого. Например, тех уголков моей души, которые не сочетались с его видением меня. Есть и то, чего никогда не поймет во мне Илана.
Но что бы я делала без каждого из них? Семьи у меня не было. Кто бы ни жил со мной в том доме, когда Винсент нашел меня, – все они к тому времени погибли. Если где-то оставались дальние родственники, для меня они были вне досягаемости – по крайней мере, до тех пор, пока я не выиграла Кеджари. Но у меня был Винсент, и у меня была Илана. Они заменили собой все то, чем мне представлялась семья, хотя оба не вполне понимали мою противоречивую сущность.
Сейчас, когда перспектива потерять Илану вдруг показалась реальной, страх сжал мне сердце и не отпускал.
– Илана, ну пожалуйста… – Голос прозвучал необычно сдавленно. – Пожалуйста, уезжай!
У нее смягчилось лицо. Она сунула сигару в переполненную окурками пепельницу и подошла ко мне так близко, что я смогла бы посчитать морщинки у нее вокруг глаз. Ее жилистая рука провела по моей щеке. От Иланы пахло дымом, резкими розовыми духами – и кровью.
– Сладкая, – сказала она. – Колючая, но сладкая. С кислинкой. Как… как ананас.
У меня непроизвольно дернулся рот.
– Ананас?!
Какое смешное слово! Зная ее – она могла и сама его выдумать.
– Но я устала, милочка. Устала бояться. Я ушла из квартала, потому что хотела посмотреть, как оно здесь. Оказалось столько приключений, сколько я себе и представляла. Здесь я каждый день рискую жизнью. Так же, как и ты.
– Тебе ни к чему делать глупости.
– Наплевательски относиться к опасности – это уже бунт. Знаю, ты тоже так считаешь. Даже если ты запихала все яркое в дальний угол шкафа. – Она бросила многозначительный взгляд на мою выпачканную в крови одежду. – Даже если ты прячешь свой бунт в темных переулках человеческого квартала.
– Илана, ну пожалуйста. Всего на неделю, пусть даже не на весь Кеджари. Вот, – протянула я шелковый шарф, – забери эту безумную вещь и отдай, когда вернешься, и я даже обещаю, что надену это.
Она долго молчала, потом взяла шелк и сунула в карман.
– Ну ладно. Утром уеду.
Я выдохнула с облегчением.
– Но ты! Упрямая ты крыска… – Она обхватила мое лицо ладонями. – Будь осторожна. Не стану читать нотации о том, что он заставляет тебя делать…
Я вывернулась из ее необычайно сильной хватки.
– Ничего он не заставляет!
– Да уж!
Вырвалась я вовремя: она фыркнула так зловеще, что во все стороны полетели капельки слюны.
– Не хочу видеть, как ты станешь одной из них. Это было бы…
Она закрыла рот и пробежала взглядом по моему лицу с нарастающим выражением тревоги.
– Это было бы… невыносимо скучно.
Не то она хотела сказать, и я это знала. Но у нас с Иланой были такие отношения. Вся эта резкая откровенность, вся эта нарочитая нежность скрывали то, о чем мы умолчали. Я не произносила вслух, что соревнуюсь на Кеджари, а она не говорила, что боится за меня.
И все же меня поразило, что она готова вот-вот расплакаться. Я только сейчас по-настоящему поняла, что, кроме меня, у нее никого нет. У меня был хотя бы Винсент, а у нее – никого.
Я подняла взгляд на часы, и у меня вырвалось проклятие.
– Мне пора, – быстро сказала я, отступая к окну. – Смотри не дай себя высосать до смерти, старая перечница.
– Не проткни себе задницу этой палкой, – парировала она, вытирая глаза.
От ее беззащитности не осталось и следа.
«Вот карга», – с нежностью подумала я.
Я открыла окно нараспашку, подставив лицо летнему дождю, от него шел пар. Я не собиралась молчать, но непростые слова задержались на языке – слова, которые вслух я произнесла лишь однажды и тому, кто заслуживал их меньше.
Но Илана уже скрылась в спальне. Я проглотила все, что хотела сказать, и нырнула обратно в ночь.
Глава вторая
Начавшийся дождь быстро набирал силу. Обычное дело для Дома Ночи. Винсент часто шутил, в своей ироничной манере, что в этой стране ничего не делается наполовину. Солнце либо одолевает нас непрекращающейся жарой, либо полностью отступает под натиском мрачных слоистых туч красно-серого цвета. Воздух был или таким сухим и горячим, что словно запекал человека живьем, или таким холодным, что ломило суставы. Луна половину времени пряталась за дымкой. Но когда ее было видно – сияла, как начищенное серебро, и свет ее оказывался столь ярок, что все неровности и впадины на песке напоминали волнующийся океан, – по крайней мере, как в моем представлении он должен был выглядеть.
В королевстве ночерожденных дождь шел нечасто, но уж если шел, то он превращался в потоп.
Я вся вымокла, пока добралась до дворца. Моя тропинка вдоль стены была предательски скользкой, камни, за которые я хваталась, – гладкими от воды. Но я не первый и наверняка не последний раз проделывала эту вылазку в дождь. Когда я наконец ввалилась в свою спальню, которую отделяли от земли несколько этажей, измученные мышцы горели.
С волос текло. Я отжала их, усеяв бархатный диван под окном симфонией мелких капелек, и посмотрела на горизонт. Было так жарко, что дождь собрал над городом серебристое облако пара. Вид отсюда был совсем другим, нежели с крыши в человеческом квартале. Там перед глазами расстилалось бесконечное пространство глиняных блоков, залитая лунным светом картинка из квадратов коричневых оттенков. Но в сердце Сивринажа, в королевской резиденции ночерожденных, каждому взгляду являлось изящество и пышное великолепие.
Из моего окна открывался вид на целое море симметричных волнообразных изгибов. Для создания своих архитектурных шедевров ночерожденные черпали вдохновение у неба и луны: купола с металлическим навершием, полированный гранит, синие витражи в серебряном обрамлении. Лунный свет и дождь ласкали расстилавшийся внизу платиновый простор. Земля здесь была совсем ровная, так что массивные строения Сивринажа не мешали разглядеть вдалеке, за городскими стенами, смутные очертания дюн.
Вечность позволила вампирам потратить немало лет на совершенствование искусства воплощать темную, опасную красоту. Я слышала, что в Доме Тени на другом берегу моря Слоновой Кости здания создают так же тщательно, как мечи. Каждый замок представлял собой сложную гармонию остроконечных башенок, поросших плющом. Многие заявляют, что у тенерожденных самая изящная архитектура в мире. Но не знаю, повторил бы кто-нибудь свои слова, если бы увидел Дом Ночи как я, из этой комнаты. Он был изумителен даже при дневном свете, когда никто здесь, кроме меня, любоваться им не мог.
Я осторожно закрыла окно, и только успела задвинуть щеколду, как в дверь постучали. Два стука, негромко, но требовательно.
Проклятье.
Повезло, что я не вернулась парой минут позже. Сегодня ночью выходить было рискованно, но я ничего