62 Я давно занимался этим вопросом и наконец, на основании множества наблюдений, пришел к выводу о существовании двух фундаментальных установок, а именно интроверсии и экстраверсии. Первая установка обычно характеризуется нерешительной, рефлексивной, сдержанной натурой, которая ориентирована на саму себя, избегает объектов, всегда занимает более или менее оборонительную позицию и предпочитает прятаться за недоверчивыми, испытующими взглядами. Вторая установка, напротив, как правило, характеризуется общительной, непринужденной и уступчивой натурой, которая легко приспосабливается к любой ситуации, быстро формирует привязанности и часто, отринув возможные опасения, ввязывается в рискованные предприятия. В первом случае первостепенное значение, безусловно, имеет субъект, во втором – объект.
63 Разумеется, я обрисовал эти типы лишь в самых общих чертах[35]. В реальности эти установки, к которым я вскоре еще вернусь, редко встречаются в чистом виде. Они бесконечно варьируют и компенсируются, в силу чего установить тип не всегда легко. Причина подобных вариаций – наряду с индивидуальными флуктуациями – кроется в преобладании одной из сознательных функций (мышления или чувствования), которая придает базовой установке особый характер. Многочисленные компенсации базового типа, как правило, обусловлены опытом, который учит человека – пусть и в весьма болезненной форме – не давать волю своей природе. В других случаях, например у невротиков, определить, с какой установкой – сознательной или бессознательной – имеешь дело, гораздо сложнее: из-за диссоциации личности на первый план выходит то одна, то другая ее половины, что существенно затрудняет анализ. Именно по этой причине жить с невротиками так тяжело.
64 Существование важных типических различий, из которых я описал восемь групп[36] в книге, упомянутой выше, позволяет мне рассматривать две противоречащие друг другу теории неврозов как манифестации антагонизма, существующего между типами.
65 Это открытие потребовало возвыситься над противоположностями и создать теорию, которая отдавала бы должное не какой-то одной концепции, а обеим в равной мере. В данной связи первостепенное значение имеет критика вышеприведенных теорий. Обе стремятся свести высокие идеалы, героические установки, благородство чувства, глубокие убеждения к некой банальной реальности, если их, разумеется, применять к таким вещам. Подобного не следует делать ни в коем случае, ибо обе теории суть терапевтические инструменты из арсенала врача, чей скальпель должен быть острым и безжалостным, дабы отсекать больные и вредоносные участки. Именно этого стремился добиться Ницше своей разрушительной критикой идеалов, которые он считал болезненными наростами на душе человечества (каковыми они иногда и бывают). В руках хорошего врача – врача, который действительно знает человеческую душу, который, по словам Ницше, обладает «чувством нюансов», – обе теории, при их применении к больной части души, суть полезные каустики: спасительные в дозировке, соответствующей каждому индивидуальному случаю, но вредные и опасные в руках того, кто не умеет измерять и взвешивать. Это – критические методы, обладающие, как и любая критика, способностью приносить пользу там, где есть нечто, что должно быть разрушено, уничтожено или ограничено, но причиняющие вред там, где надлежит не разрушать, а созидать.
66 Таким образом, обе теории можно принять, не опасаясь пагубных последствий, при условии, разумеется, что они вверены твердой руке врача, ибо успешное применение этих каустиков невозможно без превосходного знания человеческой психики. Тот, кто применяет их, должен уметь отличать патологическое и бесполезное от ценного и достойного сохранения, а это – одна из труднейших задач. Всякому, кто желает получить наглядное представление о том, как безответственно психологизирующий доктор может исказить внутренний мир субъекта из-за ограниченных, псевдонаучных предрассудков, достаточно обратиться к работам Мебиуса о Ницше или – еще лучше – к многочисленным «психиатрическим» трудам о «случае» Христа. Едва ознакомившись с ними, он не преминет горько «оплакать» пациента, которому выпало несчастье столкнуться с подобным «пониманием».
67 Обе теории неврозов отнюдь не являются универсальными: это каустические средства, так сказать, местного применения. Они деструктивны и редуктивны. По любому поводу они говорят: «Это не что иное, как…» Они объясняют больному, что его симптомы имеют такое-то и такое-то происхождение и суть не что иное, как то-то или то-то. Было бы некорректно утверждать, что такая редукция в любом конкретном случае будет всегда ошибочна; однако, возведенная в статус общего объяснения как больной, так и здоровой психики, редуктивная теория сама по себе невозможна. Человеческая психика, будь она больной или здоровой, не может быть объяснена исключительно редукцией. Эрос, без сомнения, присутствует всегда и везде, стремление к власти, безусловно, пронизывает всю психику сверху донизу; однако психика не есть либо одно либо другое, и даже не то и другое вместе. Это также и то, как она с ними взаимодействовала и будет взаимодействовать. Узнав, как возник внутренний мир человека, мы постигли его лишь наполовину. Если бы все сводилось только к этому, он с равным успехом мог умереть много лет назад. Как живое существо он не понят, ибо жизнь состоит не только из вчера и не может быть объяснена простым сведением настоящего к прошлому. В жизни есть еще завтра, и сегодня становится понятным лишь тогда, когда мы можем прибавить к нашему знанию того, что было вчера, то, что будет завтра. Это относится ко всем психологическим проявлениям жизни, включая патологические симптомы. Симптомы невроза не просто следствия канувших в небытие причин, будь то «инфантильная сексуальность» или инфантильная жажда власти; они суть попытки нового синтеза жизни – безуспешные, но тем не менее попытки, не лишенные ценности и смысла. Они суть семена, которые не могут прорасти в силу неблагоприятных условий внутренней и внешней природы.
68 Читатель, несомненно, спросит: в чем же ценность и смысл невроза, этого бесполезнейшего и ужаснейшего проклятия человечества? Какая польза невротику от его невроза? Вероятно, такая же, как от мух и прочих вредителей, которых Боже милостивый сотворил с тем, дабы человек мог проявить полезную добродетель терпения. Какой бы нелепой эта мысль ни казалась с точки зрения естественной науки, она вполне разумна с точки зрения психологии, если вместо «нервные симптомы» подставить «вредители». Даже Ницше, как никто презиравший глупые и банальные мысли, не раз признавал, сколь многим он обязан своей болезни. Я сам знал нескольких людей, которые были обязаны всей своей полезностью и смыслом существования именно неврозу, не дававшему им совершать глупости и навязавшему им такой образ жизни,