Мэтью толкнул дверцу кареты и спрыгнул на мостовую, покрытую кашей из воды и грязного снега. После короткого разговора с кучером он вернулся и помог Корделии выйти из экипажа.

Вход в Адский Альков находился в узкой улочке под названием Тайлерс-корт. Мэтью подал Корделии руку, и они углубились в неосвещенный переулок, похожий на нору.

– Мне тут пришла в голову одна мысль, – заговорил он. – Допустим, мы знаем, как обстоит дело, но ведь так называемое светское общество понятия не имеет об этом! Вспомни, с каким презрением они разглядывали тебя на том первом балу в Лондоне! Прошло несколько недель, и ты отхватила самого завидного жениха страны и заткнула рты этим наглым самодовольным девицам. Взять, например, Розамунду Уэнтворт. Она вцепилась в Тоби Бэйбрука, словно клещ, и вынудила его почти сразу сделать предложение, лишь бы доказать всем, что она не хуже тебя.

– Вот как? – с неподдельным интересом воскликнула Корделия. Ей даже в голову не могло прийти, что она имеет какое-то отношение к неожиданной помолвке Розамунды. – А я считала, что это брак по любви.

– Я всего лишь говорю, что время этой помолвки наводит на определенные подозрения. – Мэтью небрежно взмахнул рукой. – Но меня не интересует Розамунда; я хотел сказать, что тебе следует радоваться своему успеху и зависти всего Лондона. Все те, кто смотрел на тебя свысока, когда ты приехала сюда, все те, кто перешептывался у тебя за спиной и повторял слухи насчет твоего отца – они все сейчас кусают локти от досады и готовы отдать полжизни, лишь бы очутиться на твоем месте. Наслаждайся этим.

Корделия хмыкнула.

– Да, ты всегда находишь самое неприличное из всех возможных решений проблемы.

– Я считаю, что неприличные решения – самые верные, и всегда рассматриваю их в первую очередь.

Они достигли входа в Адский Альков и, войдя в незаметную дверь, очутились в узком коридорчике, стены которого были завешены тяжелыми гобеленами. Корделия с некоторым удивлением увидела венки из веток вечнозеленых растений, в которые были вплетены белые розы и алые маки. Видимо, коридор украсили к Рождеству, хотя до самого праздника оставалось несколько недель.

Сумеречные охотники прошли через анфиладу салонов и остановились на пороге восьмиугольного помещения – главного зала Алькова. Сегодня здесь все было иначе, чем в прошлый раз; вдоль стен были расставлены какие-то деревья с голыми ветвями, выкрашенные мерцающей белой краской, украшенные темно-зелеными венками и красными стеклянными шарами. Фреска, также выполненная светящимися красками, изображала лесной пейзаж – ледник, окаймленный заснеженными соснами, сов, притаившихся среди теней. Черноволосая женщина с телом змеи обвивала дерево, расколотое молнией; чешуя ее была раскрашена золотом.

Малкольм Фейд, мужчина с фиолетовыми глазами, Верховный Маг Лондона, руководил группой фэйри, исполнявших какой-то сложный танец. Танцующие феи взметали тучи снега, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что крошечные снежинки искусно вырезаны из белой бумаги. Разумеется, танцевали не все гости; некоторые собрались вокруг небольших круглых столиков, держа в руках медные кружки с глинтвейном. Неподалеку от входа на кушетке сидели оборотень и фэйри и с жаром спорили по поводу ирландского движения за гомруль[5]. Корделию всегда поражало здешнее пестрое общество. Очевидно, вампиры и оборотни, а также различные дворы фэйри, враждовавшие за стенами салона, забывали о разногласиях ради возможности насладиться искусством и поэзией. Она понимала, почему Мэтью так нравилось в Адском Алькове.

– Так-так, моя любимая девушка – Сумеречный охотник, – раздался совсем рядом знакомый протяжный голос. Обернувшись, Корделия узнала Клода Келлингтона, молодого вервольфа-музыканта, ответственного за развлечения в салоне. Он сидел за столом в компании женщины-фэйри с длинными сине-зелеными волосами, которая с любопытством разглядывала Корделию. – Я вижу, вы привели с собой Фэйрчайлда, – продолжал Келлингтон. – Прошу вас, уговорите его сегодня быть более забавным и поучаствовать в увеселениях. Он никогда не танцует.

– Клод, я играю ключевую роль в твоих увеселениях, – возразил Мэтью. – Роль восторженной аудитории. В этом смысле я просто незаменим.

– Ну что ж, тогда приводи еще артистов, таких, как она, – сказал Келлингтон, кивая на Корделию. – Если тебе удастся найти хоть кого-то ее уровня.

Корделия невольно вспомнила представление, которое произвело такое сильное впечатление на Келлингтона. Однажды вечером она исполнила на сцене Адского Алькова весьма скандальный танец и до сих пор не могла понять, как у нее хватило на это смелости. Но она постаралась не покраснеть и принять вид умудренной опытом девицы, готовой в любую минуту изобразить Саломею.

Она огляделась по сторонам в поисках новой темы для разговора, и на глаза ей попались украшенные деревья.

– Значит, в Адском Алькове тоже празднуют Рождество?

– Не совсем.

Корделия обернулась и увидела, что за спиной у нее стоит Гипатия Векс, хозяйка салона. Несмотря на то что дом принадлежал Малкольму Фейду, гостей приглашала Гипатия; у тех, кто ей не нравился, не было ни малейшего шанса переступить порог Адского Алькова. Она была облачена в сверкающее алое платье, и ее темные волосы украшал позолоченный цветок пиона.

– Здесь не празднуют Рождество, хотя, разумеется, у себя дома наши гости свободны отмечать, что им вздумается. В декабре наступает время так называемого Праздника Ламии, и посетители Алькова выражают почтение своей покровительнице.

– Своей покровительнице? Вы имеете в виду… себя? – переспросила Корделия.

В глазах чародейки со зрачками-звездочками промелькнуло насмешливое выражение.

– Я имею в виду гораздо более могущественное создание. Нашу прародительницу, ту, которую называют Матерью Чародеев или Матерью Демонов.

– Ах, – пробормотал Мэтью. – Лилит. Теперь, когда вы нам все разъяснили, я вижу, что в вашем интерьере гораздо больше сов, чем в обычные дни.

– Сова – один из ее символов, – объяснила Гипатия, проводя кончиками пальцев по спинке кресла Келлингтона. – Через несколько дней после сотворения Земли Бог создал для Адама жену. Ее звали Лилит, и она не желала беспрекословно подчиняться Адаму, поэтому ее изгнали из райского сада. Она стала супругой демона Саммаэля и родила ему множество детей-демонов, которые, в свою очередь, породили первых чародеев. Все это разгневало Небеса, и три ангела мщения – Сеной, Сансеной и Самангелоф – были посланы для того, чтобы покарать Лилит. Ангелы сделали ее бесплодной и заключили в царстве Эдом, выжженной пустыне, где обитают лишь ночные твари и ухающие филины и где она пребывает до сего дня. Но иногда Лилит, образно выражаясь, протягивает руку помощи магам, преданным ее делу.

В основном эта история была знакома Корделии, хотя в легендах Сумеречных охотников три ангела описывались не как мстители и каратели, а как герои и защитники добра. Через восемь дней после того, как Сумеречный охотник появлялся на свет, проводили следующий ритуал: Безмолвные Братья и Железные Сестры накладывали на новорожденного чары, включавшие имена Сеноя, Сансеноя и Самангелофа. Сона однажды объяснила Корделии, что такая церемония необходима для защиты души новорожденного от зла