внезапно она посмотрела вдаль и стала протяжно петь, словно волчица, воющая на полную луну. В этом вое можно было различить слова «приди ко мне любовь моя, забери меня к себе, сделай своей на веки вечные». Родители смекнули, что на их дочь все-таки пало колдовство, и теперь накануне свадьбы она терзается в любовных муках. Им было хорошо известно, что девушки сбегали ночью из своего дома к колдуну, который, в свою очередь, словно паук, разбросавший сети, ждал их и охотно принимал у себя. Испугавшись за честь дочери, они заперли все окна и двери, и никуда не выпускали девушку до самой свадьбы. Мать проводила с ней дни и ночи, уговаривая и успокаивая всеми способами. Именно тогда дочь и открылась матери о своей колдовской любви. Она рассказала, что уже побывала в доме у колдуна в ту самую первую ночь после масленицы, и связала себя любовными узами, а после постоянно навещала его. Мать прониклась чувствами своей дочери, ну и, разумеется, испугалась за ее будущее. Если невеста обманывала мужа перед свадьбой, то ее судьбой в те времена могли очень жестоко распорядиться, опорочив всю семью. Самое малое, что ожидало неверную, это ссылка в монастырь, о самом худшем и упоминать не хочется. Сестер распутницы никогда не брали замуж из-за плохой репутации, что было наихудшим наказанием семейства с тремя дочерями. Надо отметить и смекалку матери, которая быстро прикинула благосостояние колдуна. Он считался богатым женихом, и хоть никто не знал его сословия, но тот дом и земли, которыми он владел, были зажиточными даже по купеческим меркам. Мать воодушевила дочь на брачный союз не только по расчету, но и по любви, именно так, как каждая женщина желает своему чаду. В одну из ночей они сбежали втайне от главы семейства, и пошли договариваться к колдуну о браке.

Домой вернулись они только под утро. Никто не заметил их ночного отсутствия, но абсолютно все заметили перемены в них самих. Девушка больше не плакала в любовных терзаниях, а молча собирала приданое и расшивала свой голубой сарафан к свадьбе. Мать ее с того времени стала временами крайне задумчивой. Бывало вечерами вместо семейных разговоров, она уходила сидеть одна у темного окна, и, глядя куда-то вдаль, покручивала пальцами свой тонкий платок. Она никогда не рассказывала, что произошло в том доме, никогда больше не упоминала в своих разговорах колдуна, а если речь сама собой заходила о нем, то предпочитала вовсе выходить из комнаты.

Свадьба девушки и первая брачная ночь прошли радостно и безоблачно, благодаря крови петуха, пузырек с которой был спрятан в прическе из ее густых кудрей.

Эта история открылась, только лишь когда моя прабабка, родив троих детей, тяжело заболела. Свой последний день она пребывала в муках, и вокруг ее кровати собралось все семейство, самые близкие и родные. Тогда, в предсмертном бреду она рассказала о своей настоящей любви, которую носила в сердце всю жизнь. О ее страстном романе и той ночи, когда они с матерью ходили свататься в колдовской дом.

Вероятно, она рассчитывала воссоединиться с любимым в царстве небесном, потому как той же ночью ее муж взял мужиков и поджег дом колдуна. Наутро они вернулись на пепелище, и обнаружили, что дом состоял больше, чем из трех этажей. Верхняя трехэтажная постройка над землёй сгорела, оставив лишь груду камней, напоминающих камин. Нижняя же часть уходила глубоко в землю, где был точно такой же дом, как и на поверхности, который остался совершенно нетронутым огнем. Мужчины поспешили разобрать нижние ярусы на части, и разбросали их по полю, так как дерево, вытащенное из-под земли, не поддавалось огню. Колдуна так и не нашли, ни живым ни мертвым, никто его больше не видел в наших краях.

— Он что, получается, из-за нашего рода погиб? — соединив всю цепочку событий, вдруг с ужасом обнаружила я.

— Не думаю, что он умер при пожаре, — ответила бабушка, — в общем-то, рано или поздно можно было такое ожидать от односельчан, коли все девицы округи к тебе по ночам бегают.

Меня так впечатлила эта история, что уже лежа в кровати, я пыталась воспроизвести ее во всех мельчайших подробностях. Особенно мне хотелось увидеть лицо колдуна таким, какое оно было на самом деле. Увлеченная романтичным и одновременно порочным образом главного героя, я пыталась увидеть в своем воображении рассказ дедушки снова и снова. Но желаемые образы никак не появлялись перед глазами, и я решилась на отважный поступок. Прикинув, что все мною увиденное будет являться всего лишь сном, уже около полуночи я тихо пробралась к шкафу с одеждой и вытащила из кармана своих штанов деревянную щепку с вбитым в нее колдовским знаком. Я снова запрыгнула в постель и обратилась к куску дерева, словно оно было живое:

— Я хочу увидеть, что произошло той ночью, о которой рассказал сегодня дедушка. Что сучилось с колдуном при пожаре. Ты все знаешь, ты все видела, расскажи теперь и мне.

Договорившись со щепкой и положив ее под подушку, я все же не верила в ее магию, и, доверяясь больше своему воображению, принялась представлять дедушкин рассказ. Перевернувшись на бок, моё тело качнуло, и я совершенно реально повалилась с кровати. Открыв глаза, я обнаружила себя припавшей к влажной земле среди стеблей высокой травы. Я поднялась и увидела, что стою на поле. Оно было желтым и блестело в свете полной Луны, словно волны бурной реки. В самом конце его, перед высоким хвойным лесом виднелся дом, словно миниатюрный средневековый замок. Две одинаковые круглые башни возвышались на фоне звездного неба. Они соединялись сводами, под которыми угадывалось просторное помещение. Прямо в самом сердце дома огоньком надежды горело красноватое пламя. Взглянув на себя, я увидела, что на мне белая рубаха по самые пятки и полное отсутствие обуви. Легкий ветер раздувает мои волосы, и я направляюсь к веранде, где так тепло блестят два узких витражных окна, перемигиваясь своими яркими стеклами. Этот дом манил меня, я словно возвращалась, в то место, которое когда-то покинула, где была когда-то счастлива. Вокруг было совсем тихо, и только одинокая сова отсчитывала мои шаги по полю, как вдруг я услышала восторженный разговор двух женских голосов позади себя. Обернувшись, я увидела две темные фигуры, направляющиеся ко мне. Поравнявшись со мной, они прошли мимо так, словно меня вовсе не было на этом поле. Молодая светловолосая девушка, сильно напомнившая мне моего дедушку, широко улыбалась, а, по всей видимости, ее мать с радостным возбуждением представляла, как вскоре ее дочь переедет жить в