Скромного квадрата зеленой травы перед застекленным балконом моей квартиры в левом крыле здания вполне будет достаточно, чтобы удовлетворить все его нужды. Несколько лет назад я облюбовала первый этаж, несомненно, ведомая судьбой. Тогда я еще не пришла к мысли завести барашка, но я оценила запах влажной земли и бархатистое прикосновение капель дождя, когда подставишь ладонь. Мне было приятно видеть траву перед глазами, и это, скажу я вам, совсем иное, чем вид с самолета на небоскребы. (Странная привычка современного человека – любоваться урбанистическими уродцами.)
Впрочем, что касается лужайки в самом центре нашего общего квадратного двора, насчет нее я подумываю поторговаться. Позже. Так как живу я на первом этаже, мне кажется, я имею на нее больше прав.
Представить, как я однажды вступлю в открытый диалог с целой ордой врагов (семь собственников), не грешит ли это оптимизмом, спросите вы. Отвечаю: разумеется, нет. А пока я с умным видом сообщила месье Симону, который живет на втором этаже, о том, что мой барашек, источник «вреда и волнений», как они все выражаются, позволит экономить на садовнике. Он вяло кивнул, а я сказала, что присутствие барашка поспособствует сведению к нулю шумового загрязнения, связанного с проклятыми машинками для стрижки газона, ведь даже люксовым моделям не хватает тихого звука современных пылесосов. Он снова вяло кивнул. Тогда я рискнула сказать, что будет решена проблема загрязнения воздуха микрочастицами выхлопных газов газонокосилки. А что касается натурального помета в виде маленьких шариков (очень маленьких, в отличие от конских «яблок»), то следует обратить внимание на слово «натуральный». Ведь это сейчас так модно! Я буду высушивать какашечки своего барашка, чтобы довести их до состояния, не способного вызвать отторжение даже у последнего кретина. Удобренные высушенными какашечками наши общие розы совершенно бесплатно могут достичь поистине тропических размеров, потому что естественное удобрение барашков «имеет в три раза большую пользу, чем фермерский навоз». Здесь я цитирую источник, не требующий проверки. Это будет целый экологический комплекс, включающий в себя пастбище, стрижку и навоз. Экологический комплекс – да это просто тренд! Это именно то, что безуспешно пытаются внедрить некоторые муниципалитеты нашего города. Париж плетется в хвосте, а я восстанавливаю экологию.
Я все это говорила не только месье Симону и его супруге, и если месье Симон вяло кивал, то другие начинали рьяно возражать, но у меня на все есть ответ. Как-то во время одной случайно возникшей ссоры после долгих препирательств мне стали пенять за шум. Ах, шум! Позвольте тогда мне кое-что сказать о шуме! Вообще не понимаю, как люди, которые не умеют слушать и не хотят ничего слышать, могут говорить о шуме?
Тишина… Мне трудно находиться в тишине, надо это признать. И тишина, конечно, бывает разная. Есть пронзительная тишина, то есть такая, при которой звуки не доступны восприятию даже чувствительной натуры. Звуки-то есть, но мы же не слышим стук зубов о вилку и не слышим полет души, устремившейся к небесам. К чему это я? К тому, что пронзительная тишина сродни звуку скоропостижной смерти. Говорят, тишина убивает, и я готова подписаться под этими словами. Вот почему, как только я прихожу домой, я тут же включаю радио, телевизор и ставлю айфон на бубнежку какого-нибудь текста – просто, чтобы жить, чтобы слышать, что я живу, чтобы быть в этом уверенной. А вот в тишине я сомневаюсь. Когда тихо-тихо, я даже щиплю себя. Но мои соседи… они упрекают меня в том, что я живу. Нет, подумать только! Еще до проблемы с блеяньем они жаловались на «громкий звук». «Выключи этот громкий звук!» – так на меня однажды орала Наташа Лебрас, толстуха, живущая по ту сторону двора. Я ей возразила, что громкость каждый выбирает по собственному усмотрению, и меня, например, шум успокаивает. И если уж разобраться, каждый образ жизни имеет свои недостатки. «Это ты намекаешь на проблему моего веса? Чем тебе мой вес помешал?» – сменила она пластинку, потрясая кошелкой, которая почему-то была в ее руках. Помешал. Наташа оперлась на перила своего балкона и закрыла собой весь проем с изумительным орнаментом, искажая перспективу, задуманную архитектором, другом друга Сюлли, в 1632 году. А ведь я покупала недвижимость с учетом этой перспективы и заплатила, в том числе и за удовольствие лицезреть ее (не Наташу), двадцать пять тысяч евро за квадратный метр. И что теперь получается? Что в доме, признанном историческим памятником, где даже запрещено вывешивать белье на балконе, я должна смотреть на это толстокожее животное? Про животное я, понятно, не сказала, а привела только аргумент с бельем, не желая унижать толстуху из-за архитектурных деталей, которые она заслоняла. Я даже польстила ей, сказав, что она, несомненно, прекрасный специалист в области искусства, хотя и сделала состояние на банковских операциях, и уж конечно, она должна знать не хуже меня общие для всех собственников правила. Несмотря на мое доброжелательное (и справедливое) замечание, она пришла в ярость и, прежде чем ретироваться, еще раз потрясла кошелкой, как копьем, заявив, что я невыносима. Пришлось сказать ей, что мы никогда и не договаривались жить вместе, так что и «выносить» меня нет нужды. Еще я добавила, что визуальная скученность хуже всего остального (красивая фраза, правда?), а что до так называемого шума, то она могла бы заткнуть себе уши воском – это гораздо проще, чем жить с повязкой на глазах (мне)!
Только не вздумайте упрекнуть меня в жестокости. Изначально я терпеливо выслушала ее, а это и есть проявление моего добрососедства: даже если я предпочитаю шум тишине, я признаю ее право на высказывание. Что же касается громкого звука, то у меня нет возможности его уменьшить без риска для моего желудка или риска сердечной недостаточности.
Эта последняя фраза стала хорошим дополнительным аргументом для соседей, которые во время одного из треклятых собраний собственников заранее ополчились на блеяние моего барашка. Ах, барашек будет блеять по утрам? Ну, по утрам в нашем доме раздается много всяких звуков (в этом месте моей речи некоторые из соседей заулыбались), и потом, чем блеянье настоящего барашка хуже блеянья, записанного на айфон, – этот звук некоторые используют как сигнал будильника? Тут они засмеялись. «Я хочу, чтобы мы выкурили трубку мира, договорившись насчет позволительности маленькой шалости, – сказала я и добавила весомо: – Мой барашек – муха, а вы сделали из него целого слона».
С того собрания я ушла под взрывы смеха. Но как только за мной закрылась дверь, их тут же покинуло веселое настроение. Не смеяться всем вместе